Два из трех были мои. Это джекпот.
Белок! Драгоценный, чистый белок.Я аккуратно завернул их в подол своей рваной рубахи
и уже собрался уходить.
В этот момент дверь ближайшей
стражницкой казармы со скрипом отворилась.
Я замер, вжавшись в темную, холодную
стену курятника. Мое сердце ухнуло куда-то в желудок. На крыльцо
вышел стражник. Я узнал его широкую спину и заспанную, опухшую
физиономию. Глеб. Тот самый, что частенько будил меня утром
пинками.
Глеб не смотрел в мою сторону.
Просто вышел подышать ночным воздухом, потянулся так, что хрустнули
кости, и зевнул, а потом остановился, глядя на темный
двор.
Он стоял прямо на моем пути
отступления. Я был зажат в ловушке, в нескольких метрах от своего
мучителя, с краденым в руках. Любой шорох, любой неосторожный
вздох, и он повернет голову. Тогда мой путь к выживанию закончится,
так и не начавшись.
Я замер, превратившись в часть тени
от стены курятника. Каждый мускул в изможденном теле свело от
напряжения. Дыхание застряло в горле. В подоле рубахи лежала моя
драгоценная, хрупкая добыча — два съедобных яйца, залог будущего
восстановления, а в нескольких метрах от меня, на ярко освещенном
крыльце казармы, стоял Глеб. Мой мучитель и невольный
тюремщик.
Он не смотрел в мою сторону. Его
взгляд был устремлен на пустынный двор, подсвеченный луной. Глеб
потянулся так, что хрустнули кости, шумно зевнул, а затем спустился
с крыльца и встал, расставив ноги, прямо на тропинке. Эта зараза
просто решила опорожнить свой мочевой пузырь, и журчание стало еще
одним звуком в этой напряженной ситуации.
Разум, обостренный опасностью,
работал как хронометр. Я анализировал все. Расстояние до него — не
больше десяти шагов. Уровень шума — низкий, лишь ветер и далекий
лай собаки. Освещение — предательски яркое пятно у крыльца и
спасительная, густая тень там, где я стоял. Я был в безопасности,
пока он не повернет голову. К сожалению, эта скотина перекрыла
единственный безопасный путь отступления. Любая попытка обойти его
по открытому пространству двора обречена на провал — он меня
заметит.
Время тянулось, как густой сироп.
Секунды превращались в минуты. Я чувствовал, как хрупкая скорлупа
яиц давит мне на живот. Одно неловкое движение, и я не только
разобью свой будущий ужин, но и выдам себя. Глеб закончил,
встряхнулся и, затягивая тесемки на штанах, повернулся, чтобы идти
обратно в казарму.