— Я горжусь тобой, дочь моя. Ты должна выиграть этот отбор и выйти замуж. Иначе…
Я знала, что будет иначе. На кону стояла судьба всего королевства.
Через два дня карета с королевским гербом на дверцах и крыше, запряженная четверкой лучших лошадей, увозила меня прочь от дворца, где я провела свое детство и юность. Там я оставляла свои мечты, надежды. И свое разбитое сердце. Отвернувшись от окна, почувствовала, как одинокая слеза покатилась по щеке. Старая Тесса похлопала меня по руке.
— Все будет хорошо, девочка моя, — проскрипела она. — Ты принцесса. Ты справишься.
Гордо вскинула голову и зло стерла слезу. Она права. Я справлюсь. Мы еще посмотрим, кто выиграет, Дамиан…
Фабьен
— Ты правда согласен на условия отца? — спросил у Этьена, когда он пришел в мою комнату. Сколько себя помнил, мы всегда были близки, понимали друг друга с полуслова, разве что мысли не читали. Но сейчас мне почему-то было тяжело понять брата.
— Фаб, ну ты же понимаешь, что у нас особо нет выбора.
— Выбор всегда есть. Мы можем не жениться.
— И кому мы передадим трон?
— Возьмем приемыша, воспитаем как собственного сына и назначим наследником.
Этьен покачал головой.
— И после нашей смерти в стране начнется гражданская война. Половина примет мальчика, половина — нет. Все будет лежать в руинах. Ты этого хочешь?
— А ты чего хочешь? — вскричал я. — Обречь наших жен на жизнь с чудовищами, а наших детей — на ту же судьбу, что и нас?
— Ты не знаешь, как действует проклятье, может…
— Ты тоже этого не знаешь, — перебил его. — И как его снять, мы тоже не в курсе.
— Что там написал отец? Настоящая любовь? — усмехнулся Этьен. — Знать бы еще, как найти ее, настоящую. Может, как раз отбор и поможет?
Я задумался. А что, если…
— Эт…
Брат поморщился.
— Ты же знаешь, я ненавижу это сокращение.
Я пожал плечами.
— Ну прости, мы же можем оба быть Йенами. Если я Фаб, тогда ты Эт. Так вот… А если женится только один из нас?
— Это как?
— Нет смысла нам обоим передавать проклятье потомкам.
— И кто, по-твоему, должен жениться?
— Ты, — ответил уверенно.
— Это еще почему? — Брат явно был возмущен.
— Ты же старший.
— Об этом никто не знает. Нас родная мать не отличит. Ты забыл? Мы одинаковые.
— Не совсем, — бросил я и, схватив Этьена за руку, подвел к зеркалу. — Не отличит, говоришь?
Из зеркала на нас смотрели человек и… чудовище. Сейчас мое время быть страшилищем. Но наступит полночь, и все изменится.