Рихард ответил мне таким же взглядом. Задумался. Наши чашки давно были пустыми, но кофе уже не лез. Выходит, Макар насторожился. Если бы нет, не стал бы связываться с Агатовым.
— У меня есть на это причины. Раньше я бы, возможно, согласился сыграть в двойную игру. Сейчас нет.
— И какие же причины? Понял, что на двух стульях сидеть небезопасно?
— Смотря какие стулья. Бывает, что с одного свалиться куда проще. Хотя двойные игры мне всегда были не по нутру.
— И всё же, почему ты отказался?
— Из-за Кристины.
— Из-за Кристины? — удивилась я. — Она тебя попросила? Не очень понимаю, при чём тут твоя жена.
— Скорее, моя дочь. Но это другая история, Кира. К твоей она не имеет отношения. Сейчас мы имеем, что имеем: мирные переговоры со своим бывшим ты завалила. Сын у него, и подходить к нему права у тебя нет. Что ещё? — Взгляд стал испытующим.
У меня в который раз появилось чувство, что он сканирует меня. Главное, чтобы не увидел ничего помимо того, что должен. Не понял, как вчера у меня пылала кожа от прикосновений Макара, как я шла вдоль ночной дороги, не отдавая себе отчёта куда, и как ныло сердце.
— Ещё мне запрещено с ним видеться.
— Это примерно то же, что и подходить, так что обобщим. Что ещё?
— Ещё… — Я задумалась. — Ещё я хочу, чтобы суд признал за мной полное право опеки. Чтобы Макар не мог даже в гости прийти без моего разрешения. Я хочу, чтобы он за всё ответил. За всё. Он отнял у меня ребёнка на четыре года, Рихард. Он отнял у ребёнка меня.
— Я тебя понял, Кира. В общем, ничего нового.
Я снова задумалась.
— А ещё я хочу знать, жива ли моя собака. И, если да, забрать и её. Он отнял у меня всех, кого я любила, теперь я хочу вернуть их.
Рихард изогнул уголок губ.
— Для этого придётся превратить зал суда в ринг.
— Да хоть в поле битвы, мне всё равно. Он сказал моему сыну, что мама не придёт, — я жёстко посмотрела на Рихарда, — но он ошибся. Я приду. Даже если придётся ползти под обстрелом. Один раз я отступила, больше — никогда.
— Придётся, — подтвердил он. — Ещё и по грязи.
***
Тёмные очки скрывали пол-лица.
— Вот и хорошо. — Я накинула шёлковый платок и вышла из машины.
Понимала, что не должна этого делать, но терпеть не осталось сил. Чем ближе подходила к площадке, тем сильнее становилось волнение. Детские голоса услышала ещё издали: визг, вскрики, похожие на рождественские колокольчики. Какой-то мальчик звал другого по имени. Представить, что среди этих «колокольчиков» есть и мой, не выходило.