Вот такая вот заявочка! Ни больше, ни меньше. Я сел и вцепился в
кружку с чаем. С нормальным, черным, раджпутским, байховым, а не со
скоморошьей отравой. Самое мило дело - попивать чаек при разговоре
с большими и важными дядями, можно делать вид, что занят. С
Полуэктовым прокатило! Вот и теперь я помалкивал, когда Лейхенберг
выложил на стол перед Гутцайтом коробку с шахматами. Сигурд
Эрикович неторопливо придвинул ее к себе, отщелкнул запорчик и
вынул одну из фигур - самую обычную пешку.
Я смотерл в эфирном зрении и чувствовал - статуэточка фонила. Не
как та алюминиевая банка, по-другому, но - сильно.
- Зер гут, - сказал Гутцайт. - Данке шен, Людвиг Аронович. Мы в
расчете, и с меня - двадцать сверху. Эрика, милая, расставь эти
фигурки во-о-о-он на той полочке, у входа. А коробочку отнеси в мой
кабинет, оставь на столе. Кстати, как там варенье, девочка моя?
- Подходит, зайда! - что это еще за "зайда" такая - я не
понимал, но по всему выходило, что они то ли дед с внучкой, то ли
дядя с племянницей, может - папа с дочкой, но вряд ли.
- Михаил Федорович... - задумчиво проговорил Сигурд Эрикович. -
Скажи, ты и вправду помог Людвигу Ароновичу победить пагубную
зависимость к некоему снадобью?
- Эм-м-м... - я почесал голову. - Я причастен к этому,
определенно.
Лейхенберг зыркал то на меня, то на своего сородича, и
помалкивал.
- А ты смог бы помочь кому-то еще? Скажем, человеку творческому,
с пагубным пристрастием к запрещенным веществам? - Гутцайт даже
вперед наклонился.
- Без гарантии, - вздохнул я. - Хотелось бы мне сказать, что да,
верите? Но я не могу. Получилось один раз. Для того, чтобы делать
выводы и анализировать - маловато будет!
- Видишь? - сказал Аронович. - Толковый.
- Попробуем? - пытливо продолжал смотреть на меня хозяин
Творческого дома. - У меня там сверху - паренек страдает. В ванной
комнате.
- Попробовать можно, - я потер лицо. - Может быть, он должен
спать или быть в состоянии... Ну, в несознанке. Я не знаю.
- Сделаем. Прочистишь ему мозги - в накладе не останешься,-
пообещал Гутцайт. - И без работы - тоже. И трепаться никто здесь не
будет, это само собой. Все мы понимаем общую выгоду и возможные
последствия.
Я огляделся - действительно, кроме нас троих никого больше в
помещении кухмистерской не было. Поэтому - кивнул: