Йорг Герлах насмешливо скривил губы.
– Боюсь, это не тебе решать, девчонка. Такие дела старшие всегда улаживают сами, между собой. А теперь беги домой, пока болтать не стали, что ты лежишь тут с моим сыном во ржи. А ты… – Он повернулся к Иоганну. – Тебе бы тоже поскорее домой вернуться. Матери опять худо, она звала тебя… – Покачал головой. – И не стыдно тебе? Мать кашляет так, вот-вот Богу душу отдаст, а ты валяешься здесь с девчонкой! Ты разве не обещал присмотреть за ней… раз уж ни на что больше не годишься?
Иоганн вскочил и скорчился, словно получил удар в живот. Отец заметил, что задел его за живое, и добавил:
– Священник сказал после службы, что скоро, наверное, придется соборовать ее. Кто знает, сколько она еще протянет… – Он мрачно кивнул. – Может, чем скорее она отмучается, тем лучше – и для нее, и для всех нас…
– Да как ты можешь говорить так про маму? Ты…
Иоганн замахнулся, но в последний момент опомнился и опустил руку. Затем резко развернулся и помчался через поле к городу, ослепший от скорби. Он даже не оглянулся на отчаянный оклик Маргариты, а бежал напрямик к воротам. От злости и отчаяния на глаза наворачивались слезы. Иоганн хоть и понимал, что отец хотел лишь ранить его, но чувствовал, что, в сущности, он говорил правду.
Мама была при смерти.
* * *
Иоганн пробежал, стиснув зубы, через открытые ворота мимо дремлющего стражника. К полудню улицы Книтлингена словно вымерли. Даже в тени стояла невыносимая жара; за последние недели с неба едва ли пролилось несколько капель. Не чувствуя зноя, Иоганн бежал к церкви, расположенной на гребне пологого холма. Из трактиров слышался смех крестьян и ремесленников, которые привыкли пропускать по кружке после воскресной мессы. Кто-то окликнул его, но Иоганн не стал останавливаться. В голове эхом повторялись слова отца.
Кто знает, сколько она еще протянет…
Нельзя было пропадать так долго, оставлять маму одну! Отец знал, как уязвить его. Мама болела уже несколько лет и в последние месяцы почти не вставала с постели. Часто Иоганн сидел у ее кровати и читал вслух книги, которые приносил из монастырской библиотеки. Или рассказывал истории, услышанные от путников в трактирах Книтлингена. Не было такого дня, чтобы он не провел у нее в комнате хотя бы пару часов, – кроме нынешнего.