Но подумать об этом мне не удалось, потому что флигель так и затрясся от громогласного вопля синьоры Чески:
- Труви! Апо! Вы где, лентяйки? Живо работать!
- Лучше поторопимся, - сказала Ветрувия, втягивая голову в плечи, будто даже голос синьоры Чески мог влепить подзатыльник. – Матушка ждать не любит.
Мы вышли из флигеля и вернулись на поляну, где нас уже ждали зажжённые жаровни и медные тазы на них.
Синьора Ческа огромным тесаком методично рубила апельсины прямо с кожурой, крошево ссыпалось в тазы, и все мы – я, тётушка Эа, Труви, Миммо и Жутти вооружились длинными деревянными ложками и начали мешать апельсиновую массу.
Уже через десять минут у меня заболело плечо. Я переложила ложку в левую руку, но через пять минут снова взяла ложку в правую. Синьора Ческа бросила на меня мрачный и подозрительный взгляд, обозвала неженкой и занялась новой партией апельсинов, которые притащил ей Пинуччо.
Солнце припекало, жаровня раскалилась, апельсины в тазу булькали – было нестерпимо жарко, и страшно хотелось пить. Но никто не жаловался, все методично орудовали ложками, и мне ничего не оставалось, как тоже месить и помалкивать.
Через полчаса обе руки у меня уже отваливались, через час я готова была упасть в обморок, обливаясь потом.
Тут на моё счастье Пинуччо притащил огромный кувшин с водой и одну щербатую кружку на всех. Первой напилась синьора Ческа, потом её доченьки пили долго и жадно, выхватывая друг у друга кружку. Потом кружку передали тётушке Эа, и когда очередь дошла до меня, то я так и не смогла сделать хотя бы глоток.
- Вода кипяченая? – спросила я, поглядев в кувшин, где плавали какие-то соринки и травинки.
На меня посмотрели, как на сумасшедшую, и больше вопросов я не задавала. Пить тоже не стала, хотя очень хотелось. Вместо этого я умылась и ополоснула запястья, чтобы хоть немного охладиться. Потом передала кружку Ветрувии. Она, в отличие от меня, не побрезговала и от души напилась, вытерев потное лицо ладонью. На щеках остались грязные потёки, но Ветрувия спокойно вернулась к своему тазу, взяла ложку и продолжила мешать.
- А ты руки помыть не хочешь? – спросила я тихонько.
- Зачем? – искренне изумилась она, энергично орудуя ложкой.
В это время я увидела, как синьора Ческа подошла к тазу, над которым трудилась Жутти, отобрала у неё ложку, подула, облизнула, почмокала губами и вернула ложку дочери, коротко приказав подкинуть щепок и мешать получше.