Зашла в комнату, поставила кружку на подоконник. Снег неизменно лежал на внешнем подоконнике, закрывая обзор на двор.
Слезы текли по щекам, я крепко обнимала себя, прикусывая нижнюю губу. Обида разливалась по всему телу. Черт! Да что со мной? Надо собраться! Хватит себя жалеть!
Быстрым движением стерла слезы со щек и взяла футболку и шорты из комода.
Оделась и вновь подошла к подоконнику, взяла чай и сделала пару небольших глотков. Чай был горячим, но совсем не грел обледеневшую душу.
Слабый стук в дверь заставил меня обернуться.
Илья зашел и приблизился ко мне. Я отвела взгляд, смотреть на мужа не хотелось
– Кира, объясни, что вообще здесь происходило? Я прихожу домой, ты спишь на полу, на кухне непонятно что… – Он приподнял мой подбородок пальцем, всматриваясь в глаза.
Я смотрела на него, и мое сердце сжималось от боли. По щекам текли слезы.
– Я тебя ждала… приготовила ужин. Думала, мы вместе поедим, но, поняв, что ты не придешь, выкинула его в мусор. Почему ты не позвонил? Хотя да, для меня это слишком большая честь, – ответила я, отворачиваясь от него, и, опустив голову, продолжила с тяжестью на сердце: – Илья, я же просила тебя с ней не видеться… По-человечески просила, – прошептала я, кинув на него взгляд, полный боли. – Тебя с ней заметил Никифоров, но отцу удалось все уладить… – сказала я, глотая слезы. – Утром мне отец из-за тебя вынес весь мозг и в очередной раз обвинил во всем меня. – Я прикрыла глаза, переводя дыхание. Старалась успокоиться, но ничего не выходило, от бесконечных слез не хватало воздуха в легких.
Илья подошел ко мне и крепко прижал к своей груди. От этого мне стало еще больнее.
– Прошу, не трогай! – прошептала я, смотря в его глаза.
Я видела его растерянность, сочувствие и презрение к самому себе в его взгляде. И, видимо собравшись с мыслями, он проговорил:
– В чем он мог тебя обвинить? Почему не позвонил мне? Черт! – Илья большими пальцами вытирал мои слезы, смотря с непониманием и сочувствием.
Я издала истерический смешок. Положила руку ему на шею и притянула к своим губам. Тело сотрясалось от обиды и дрожи. Илья говорил, что никто меня не обидит. А сможет ли он защитить меня от самого себя?
От этого поцелуя я совсем ничего не почувствовала, кроме мерзости. Несколько часов назад он так же целовал другую. Дрожащими пальцами я начала расстегивать пуговицы на его рубашке, и боль пронзила все тело… Он не собирался меня останавливать. Рубашка полетела на пол. Слезы текли по щекам, но, не прерывая поцелуй, я взялась за ремень на его джинсах и принялась его расстегивать. Никогда не думала, что мой первый раз будет таким омерзительным.