Старики притворяются оскорбленными и напуганными и хнычут, жалуются окружающим на мое жестокосердие.
До меня долетают обрывки слов, обвинения, которые старики кидают в мой адрес.
— Распутная шлюха! Ленивая дармоедка! Злобная неблагодарная тварь!
Отлично! Прекрасна реклама! Теперь меня только людоед купит!
И тот сварит в семи водах, чтоб не отравиться!
Дождь лупит все сильнее, и ведущий аукциона спешит закончить скорее свою работу.
— Молодая! — раскатисто орет он на всю площадь, дергая меня за веревку и вынуждая выбежать на середину помоста. Холодная вода хлюпает, леденит ноги. — Сильная и здоровая! Подойдет для любой работы, — он делает эффектную паузу, подкручивает усы и особо сальным, мерзким голосом продолжает: — И для любви! Всего один серебряный!
Люди у помоста смеются.
Мужчины приосаниваются, посматривают на своих спутниц. И я понимаю, что меня может купить любой из них, лишь бы позабавиться.
Они могут меня бить палками, а могут в плуг запрячь и заставить делать самую грязную работу!
И даже хозяйка борделя! Вон она стоит, с заинтересованным лицом.
О, ужас!
Я оборачиваюсь к расплывшейся толстой «мамке» и строю рожу, оскаливая зубы и кося к носу глаза.
Она отступает, торопливо бормоча ругательства. Нет, такое чудо ей в борделе не нужно.
Слава богу…
— Не хочу! Не пойду!
— Ну?! — надрывался ведущий. Дождь хлестал ему по плечам, он замерз и хотел поскорее домой.
Я — тоже.
Но только не к этим монстрам, которые скалятся у помоста.
— Неужто никому не нужна новая молодая жена? Любовница? Работница?!
Наверное, нужна. Но серебряный — это большие деньги для нашего захолустья. И я выдыхаю с облегчением, понимая, что не каждый готов их заплатить за право потискать меня на сеновале.
— Серебряный и пять медных грошей!
Сердце мое уходит в пятки! Это кто там расщедрился?!
Жирный Тони, сальный любитель поесть, тянет руку. Медяки зажаты у него в потной вялой ладони.
— Пять медных сверху! — гудит он, гордясь собой. А сам аж трясется, как холодец, от похоти…
Я обмираю, глядя на его оплывшее лицо. Только не это!..
— Десять медных сверх того! — кричит кто-то позади него.
Ведущий оживляется, сдвигает на затылок шляпу, с которой льет потоками на плечи и на спину.
— Кто больше? — подбадривает он толпу.
— Пятнадцать!.. — слышится отчаянный выкрик, и я зажмуриваюсь.