- Это мне решать, - отрезал Юдин, тремя словами стерев все приятные впечатления от того, что провел время с сыном.
Развернувшись, он молча вышел из комнаты.
- Так мож-ж-жно? - Макс дернул меня за штанину.
- Сынок, давай обсудим это завтра. А сейчас давай соберем конструктор в коробку. Пора пить молоко и укладываться.
Следующим утром я наблюдала, как Альбина крутится за завтраком перед Святославом Михайловичем, так и норовя задеть его то бедром, то коснуться его плеча своей грудью. Как же меня раздражает ее вызывающее поведение! Но кто я такая, чтобы указывать ей на ее место?
Но, наверное, больше всего бесит то, что больше Юдин не зовет меня в свою спальню.
Я странная, да. Сначала меня раздражало его потребительское отношение к моему телу. А теперь, когда Альбина перешла в активную фазу, пытаясь привлечь к себе внимание хозяина дома, меня бесит то, что он перестал смотреть на меня так, как раньше. С вожделением и похотью. Сейчас же я для него, словно мебель. И, похоже, я правда превратилась в няню собственного сына. Часть персонала, обслуживающего хозяина дома. Или даже часть интерьера, которую обычно не замечают, пока она не пропадет из поля зрения.
Но радует то, что все чаще Юдина нет дома, и у Альбины не так много возможностей соблазнить его. Потому что если я увижу, как она утром или ночью выходит полуголая из его спальни, то, наверное, сойду с ума.
С того вечера, когда Юдин впервые проводил время с сыном, что-то изменилось. Он стал периодически заглядывать к Максу. И да, они таки разбили тот поезд. Разобрали его до винтика, добравшись до внутренностей и покромсав провода игрушечными кусачками. Потом они долго обсуждали, какая деталь для чего служит. А после этого отец принес Максиму новый, точно такой же поезд. Восторгу сына не было предела.
Вопреки моим ожиданиям Макс не начал крушить подряд все свои игрушки. Он долго беседовал с Юдиным о том, что удовлетворять любопытство можно, но у всех подобных игрушек одинаковый механизм. И что для того, чтобы понять, как это работает, не обязательно разбивать все игрушки, достаточно одной.
Святослав Михайлович разговаривает с сыном, как со взрослым. Он не говорит с ним, глядя на ребенка сверху вниз, а опускается на уровень его глаз. И Макс так внимательно слушает, что тот говорит, что это даже умиляет. У него в такие моменты серьезное, слегка хмурое выражение лица. Точно как у его отца, когда тот сосредоточен.