Куп, Матис и Гюнт одновременно одарили меня сердитыми взглядами. Я безнадежно выдохнула.
– Черт! Какой это город? – нервно вскрикнул Зиль.
– Питер! – ответила я.
Зиль отвернулся и пробормотал: «Здравствуй, Питер!», «Хорошьего вьечера!»
Я осторожно выглянула в зал из-за кулисы. Ничего не разглядела против света, но сказала:
– Ого, сколько народу!
– Тринадцать тысяч, по билетам с местами, количество зрителей без мест дирекция сообщает после концерта, – отозвался Болен.
– Вот это да! – ахнула я. – Аншлаг?!
– У нас только так! – Гюнтер гордо расправил плечи и прокрутил палочки в обеих руках.
Сбоку затрещала рация на поясе Болена. Он что-то послушал, ответил и кивнул группе:
– Можно?
– Да, – Зиль глубоко вдохнул. – Вперёд.
Куп первым рванул на сцену, накидывая на бегу ремень гитары.
Гюнтер последовал за ним. Матис чуть задержался, вслушиваясь в первые аккорды Купа, в нужном месте вступил и выбежал на сцену.
Зиль застыл, глядя в никуда, втягивал носом воздух и прислушивался к происходящему на сцене. Он напомнил мне какого-то большого хищника, выслеживающего добычу.
И вдруг запел!
Сделав два огромных прыжка, он оказался в центре сцены. Все софиты настроились на него.
Зал взревел! «Ледовый» и до появления солиста истерил, но с его выходом начало твориться что-то неописуемое. Фантастика!
Общая эйфория передалась мне, и я быстро нашла себе местечко в технической зоне, решив посмотреть, что же вызывает такую реакцию толпы. С моего места не было видно зал, но я отлично слышала вопли обезумевших фанаток. А еще мне был виден один из огромных мониторов, транслирующих многократно увеличенные лица ребят. Чаще всех на экране показывали Зиля, реже Гюнтера. Матис и Куп попадали на экран, только в качестве фона для Зильбе.
Вдруг прожектора осветили зал. И я увидела «Ледовый» во всей его красе. Несколько тысяч человек вожделели эту тонкую и хрупкую фигурку солиста. Все внимание было приковано к нему. Партер тянул руки и бесновался! Руки, руки, руки! Бесконечный океан рук! Камера остановилась на лице Зиля и я увидела его глаза. Он наслаждался этим безумием, этой нереальной энергетикой зала. Он получал удовольствие. Он заряжался этой энергией и в какой-то момент мне показалось, что стал возвращать эту энергию зрителям. Я заметила искорки в его глазах, нет, не искорки, а целые костры. Он был счастлив. Он лучился энергией, как солнце. И вдруг это солнце улыбнулось во весь экран и произнесло на русском: