– Постойте, Евдокия Абрамовна, так ведь Николай их платит, это же его кредиты.
– Не знаю, – развела руками бухгалтерша:
– Только что поступило распоряжение. Твои кредиты ты и плати.
Дуся ещё раз внимательно посмотрела на меня, взмахнула пухлыми ручками с хищным алым маникюром, откинулась на спинку стула:
– Я лично ходила к Николаю с твоим заявлением на увольнение.
Скажу по секрету, деточка, велено собрать все рапорты с твоими опозданиями. Кредиты и штрафы это ответ на твоё заявление об увольнении, сама понимаешь. Твой э… начальник лютует.
Дуся, не поднимаясь, перекочевала на колёсном стуле к другому столу, включила чайник.
– Хочешь кофеёчку? Нет? Ну и ладно. Слушай, Оля, умную тётю, – женщина подкатилась ко мне:
– Обложить штрафами – это минус. Пока никто твоих опозданий не подтвердил – это плюс.
Я понуро опустила голову, вздохнула так, что вселенная встрепенулась. Дуся тоже не осталась в стороне. Наклонилась ко мне, поманила, шепнула на ухо:
– Я твоё заявление входящим заштампила. Возьми больничный на две недели и не появляйся тут. Вот, цени мою доброту.
– Как это больничный,– я растерялась.
– Ногу сломай. Себе, конечно, не начальнику.
Дуся весело рассмеялась, повернулась к чайнику, ловко, не вставая заварила кофе, сказала:
– Справку купи. Николай закусил на тебя, ему надо остыть. И ещё. Поищи, Оля хорошего юриста. С кредитами не шутят. Чернила в договорах пострашнее пистолета.
Я, озадаченная новостью о выплатах по кредитам, вышла в холл. Споткнулась о пронизывающий взгляд Николая. Он с двумя мужчинами стоял в центре зала.
Холодно смазал по мне взглядом:
– Ольга, почему вы не на рабочем месте? Примите гостей.
Развернулся, исчез.
Я занималась работой, вскоре прибыла большая группа въезжающих. Гостиница у нас была средненькая, зато и цены демократичные. Поэтому отбоя не было.
Все жужжали как в улье. Я уж думала всё, пронесло. Разговоров с Николаем не случилось, к шести часам выдохнула.
Посмотрела в телефон, смс-ка. От него. "Марш домой или убирайся". Не поняла. Убирайся с работы или откуда?
Вот и всё. У меня задрожали губы, слёзы повисли на ресницах.
Во мне плескалось недоумение. То есть, если бы я изменила, меня надо было бы забить камнями или сжечь на костре. Он изменил, это нормально. Сам виноват, а ведёт себя так, будто я виновата. Охренеть логика.