— А меня спросить ты не подумала? — тихо спросил я, поняв, что начинаю беситься.
Она покачала опущенным затылком, и я услышал тяжелый, прерывистый вздох.
— А зачем тебя спрашивать, я и так догадывалась, что ты собираешься сделать... Просто надеялась, что уйду быстрее, и тогда тебе не придется... — ее голос к концу своем затих и оборвался на середине фразы.
Я все еще не видел ее лица и разговаривал с ее волосами.
— Могла бы и мне право голоса оставить, — зло проскрежетал я, с трудом подавив очередную вспышку гнева. И все то, что так и не нашло выхода за эти дни, весь гнев, ярость и страх — вдруг превратились в это бесноватое, яростное чувство. Желание и обиду.
Как же она меня бесила этой самостоятельностью и желанием все решать самой!
— Могла бы?.. — повторила растерянно и снова вздохнула. — Так и ты со мной не сильно советовался, когда решил Зиму убрать и ментовку сжечь.
И вскинула колкий взгляд. Всего на одно мгновение, а меня словно током шибануло. Проняло аж до самых костей. Ладони сами по себе сжались в кулаки.
— Это мои дела, — взяв себя в руки, сказал я как можно холоднее. А внутри все внутренности в узел завязывались: от ее глаз, от ее тоскливого взгляда. — Я тебе пообещал, что разберусь, и я разобрался.
— Вот видишь, — Маша печально улыбнулась, заправив волосы, что скрывали ее лицо, за уши. — Ты тоже моим мнением не поинтересовался.
Блять. Херовый у нас разговор выходит.
7. 6.
Гром.
— Понимаешь, в чем проблема? — Маша принялась накручивать на палец локон волос. — Я не хочу быть «девочкой Грома», — она изобразила пальцами в воздухе кавычки. — Какой-то вещью в твоей жизни, каким-то декоративным элементом.
— Хватит, — обрубил я. — Я никогда не считал тебя вещью.
— Но я себя ею ощущала, — она упрямо стояла на своем и не желала меня слышать. — А еще поводом для тебя, чтобы начать копать под Зиму.
— Ну ты и дура, Маша.
Она, кажется, обиделась. Резко замолчала, уже открыв рот, чтобы что-то сказать, и негодующе фыркнула. Скрестила на груди руки и надула искусанные, сухие губы.
— Да и я не умнее, — тихо договорил я, но она услышала. Усмехнулась, но обижаться не прекратила.
Она закусила губу и нахмурилась, словно обдумывала свои следующие слова. Я поймал на себе ее внимательный, оценивающий взгляд. А я, наконец, нашел банку с кофе и поставил на плиту чайник. И смог отойти от нее, потому что ее бедро, прижимавшееся ко мне, мешало мне думать.