- Мамуль, как там Назарка? – выпаливаю сразу же, как доносится щелчок соединения.
Мой маленький Назар Богданов. Все, что осталось мне от погруженной в руины семьи. Родители считали меня мазохисткой, но я дала ребенку отчество и фамилию отца. Все, кроме него самого. Не решилась. Побоялась говорить бывшему мужу о беременности раньше времени. Каждый раз, когда я намеревалась позвонить ему, в памяти всплывали его слова об аборте. И палец сам нажимал на иконку отключения. Я бы не выдержала повторения истории.
Теперь, когда сын родился живым и без отклонений, возможно, пора признаться. Здорового, полноценного малыша Назар бы принял и, наверное, полюбил. Не знаю. За несколько лет брака я так и не поняла, как устроен мой бывший муж. Что у него внутри? Там, где должно быть сердце?
Богданов был со мной разным, будто в нем уживались две противоположности: внимательный, ласковый, любящий супруг и бесчувственный, рациональный, квалифицированный медик. Какую личность я разбужу своей новостью о ребенке? Тем более, сейчас, когда я сама прикована к постели? К долгожданному наследнику врачебной династии прилагается бракованная мать. По логике Богдановых, меня следует сбросить со скалы.
- Наденька, все хорошо, мы с отцом справляемся, - шепчет в трубку мать, а на фоне раздается требовательный крик сынишки, от которого сердце трескается и разлетается на осколки. Эта боль сильнее физической.
- Опять плачет? – обреченно всхлипываю. Душа рвется к сыну. Бьется в бессильной истерике вместе со мной.
- Доченька, это же младенец. Конечно, он будет плакать. Ничего серьезного, - успокаивает меня мама, но легче не становится. – У него всего лишь колики.
- Очередная смесь не подходит, - вздыхаю, качая головой. - Я должна быть с ним и кормить грудью, пока молоко окончательно не пропало.
- Ты не о том думаешь, Наденька, - укоризненно отчитывает меня. – С внуком мы справимся, а ты выздоравливай. Поднимайся на ноги.
- Мам, это невозможно, - резко осекаю ее. - Я слышала разговор врачей, которые направили меня сюда. Шансы встать ничтожные. Если коротко: ходить буду разве что под себя, - горько усмехаюсь.
- Что? – вскрикивает мать. Назарка заходится истошным воплем, и она, судя по шорохам, берет его а руки. Качает, продолжая разговаривать со мной, но уже тише и нараспев. – Так и сказали?