— Убирайся! — полурык-полустон. А потом она закричала так, словно ее режут.
Испугавшись, я побежала в свою комнату и спряталась за шкафом. Там было узко, но я пролезла между ним и стеной. Меня трясло, от ужаса и страха. А она кричала все громче. Начала греметь посуда, я закрыла уши и зажмурилась, чтобы не слышать всего этого. По моим щекам катились слезы. Я пыталась вспомнить что-нибудь хорошее, как советовала мне мама.
«Вспомни что-нибудь хорошее, чтобы не было страшно», — так говорила она, и я пыталась, но в тот момент ничего не получалось. Даже через закрытые уши я слышала ее крик. И мне казалось, что ее просто режут пополам. А потом все прекратилось. Как по щелчку. Тишина. Словно несколько секунд назад не было этих криков. Я не могла выбраться, ноги затекли, поэтому мне пришлось выбираться почти на четвереньках. Мне было страшно. Вадима не было, а мама…
Она лежала посреди гостиной, словно спала. Бледная, но с улыбкой на губах. Будто реально спит и ей снятся счастливые сны. Я так надеялась, что ей стало лучше и она решила вздремнуть, только не дошла до кровати. Поэтому я не стала ее будить и просто пошла в свою комнату.
В тот день я узнала, что она и правда уснула и больше никогда не проснется. Она уснула навсегда со счастливой улыбкой на губах, и я надеюсь, ей и правда снятся хорошие сны.
Мамы не стало… Других родственников у нас не оказалось. Или они просто не хотели нас брать. И правда, кому нужны? Два отпрыска от матери-наркоманки. Неизвестно, не будем ли мы потом такими. И нас отдали в детский дом, где началась совсем другая жизнь. На выживание. Там не было мамы, которая пела песни и готовила блины по утрам. Там была только воспитательница, которая больно заплетала косички, а на завтрак мы ели безвкусную кашу и слушали, как на нас орет все та же воспитательница. Никаких поцелуев и ласк. Только подзатыльники, за то, что мы «лентяи». Больше нет семьи, счастливой семьи. А была ли она? Только в те редкие моменты, когда маме было хорошо. Но и тогда она заботилась о нас, лишь чтобы успокоить свою совесть за очередной срыв. Но все равно это были мои самые счастливые моменты.
Тогда под деревом мы поклялись, что никогда не притронемся к этой дряни. Никогда не станем как она, не разрушим свои жизни. Но мой брат не сдержал слова.