Кажется, в этот раз скептицизм на лице этого любителя каменных рож читается максимально легко. Это настолько была тупая отмазка... Тем не менее, похоже, он не говорит то, что подумал в этот момент.
— Допустим. — произносит он, и я тихо выдыхаю. Затем берет стакан с подозрительным раствором и подходит ко мне. — Сама сядешь, чтобы выпить или напоить тебя?
— Что это? — спрашиваю растерянно я, глядя на стакан. — Яд?
— Конечно. Пей, Цветкова. Все-таки этот пистолет не на левого человека зарегистрирован, так что убивать из него я не хочу. Лучше тебя отравить.
Я в шоке смотрю на него, а он подносит стакан к губам и отпивает из него. Затем протягивает мне.
— Пей. Тормозишь, Цветкова, так тебе полегче станет.
3. 3
Ага, торможу. Кто же в этом виноват? Меня до сих пор тошнит от того мерзкого платка.
Я с усилием дергаюсь, как гусеница, и, закинув ногу на спинку дивана, помогаю себе сесть. Затем поворачиваюсь к профессору, стараясь не сделать случайно такое лицо, с которого он точно поймет, насколько я его сейчас ненавижу.
— Развяжи мне руки. — говорю я. — Мне так неудобно пить.
“И свали навсегда с глаз моих долой” — добавляю я про себя. Ужас проходит, и появляются другие чувства. Никогда до этого мне не хотелось так сильно его ударить, но он же мне руку откусит за это. У меня внутри смесь разных чувств, от стыда за себя, что так глупо попала, обиды за то, что мне плохо, и бессильной злости. И я не могу их выплеснуть. Это самое плохое.
Профессор ставит стакан на столик, затем подходит ко мне, и, наклонившись, начинает развязывать плетение у меня на руках. Я мрачно смотрю на его лицо. Хочется хоть какой-то изъян в нем найти, чтобы разочароваться окончательно, но без толку. Да за какие заслуги кто-то дал ему такое? Чтобы больше людей попались в ловушку его обаяния? Дьявол и монстр в шкуре красивого человека.
Веревки на моих руках слабеют, а затем соскальзывают вниз. Удивительно, но у меня даже не затекли мышцы. Какой талантливый мудак.
Он неожиданно поднимает ресницы, пересекаясь со мной взглядом. Затем, будто что-то заметив, приподнимает и подбородок, чтобы наши лица оказались на одном уровне, и смотрит чуть свысока.
— Цветкова. — произносит он. — Что за взгляд?
Почему-то этот вопрос становится последней каплей. Я, вытащив руку из остатков веревок, размахиваюсь и залепляю ему пощечину. Мне кажется, звук этого шлепка еще долго звучит в моих ушах, а после него воцаряется абсолютно неживая, звенящая тишина.