Она готовит, Демон вокруг вьется, а я, как неприкаянный смотрю на них. Бесит.
– Ты чего такой кислый? – спрашивает Инга, когда Диман выходит поговорить с позвонившим отцом.
– Ничего. Тебя не касается.
– Пф, – фыркает она и забывает про мое присутствие, полностью отдавая все внимание курице, лежащей перед ней.
А меня вдруг надирает.
Она же девушка. Может, она подскажет? Мне больше спросить некого.
Девчонки в моем окружении всегда были только для одного.
Единственная, с кем я дружил…
В общем, Сонька мне точно ничего не скажет, кроме: «Да пошел ты!»
– Слушай, – мнусь я. – Ты как девушка можешь дать совет?
– Мугу, – отзывается она. – Тебе?
И с этими словами начинает сдирать кожу с тушки. Отчего у меня ощущение, что Инга представляет на ее месте меня?
Быстро, чтоб не передумать, я выкладываю ей, в чем соль.
И с каждым словом стыд во мне становится все более жгучим. Я даже не отрываю глаз от столешницы. Потому что одно дело вариться в собственном дерьме, а другое – услышать, как со стороны, насколько все паршиво.
Пауза, повисшая после того, как я заканчиваю, говорит о многом.
Я поднимаю взгляд на Ингу.
У нее круглые глаза, приоткрытый рот, и она замерла с кухонными ножницами в руках.
– Всегда знала, что ты дебил, – наконец находит Воловецкая ободряющие, блядь, слова для меня. – Совет дать могу. Но не тебе, а ей. Послать тебя лесом и…
С хрустом отрезая гузку на курице, она показывает, чего еще я, по ее мнению, достоин.
– Не может быть все так плохо, – с вызовом бросаю я. – Ты же Демона простила…
– Это другое. А то ты не помнишь, кто все заварил. Ты же… сам наломал дров. Да тут даже это определение не подходит. Ты знал, что делал. Просто не ожидал, что топором тебе же по лбу и прилетит. Убогий.
Ясно. Воловецкая будет издеваться. Ну да. Она за словом в карман никогда не лезла. Помощи от нее я не дождусь.
Но Инга, посопев, все-таки находит в себе глубоко запрятанное милосердие.
– Скажи ей правду. Покажи, что ты испугался тогда.
– Я не испугался! – у меня вырывается почти крик.
– Да вы охерели, самцы, блин! – психует Инга, швыряя в раковину ножницы. – Ссыкло ты натуральное. Ты же боишься показать, что знаешь, что такое страх. Ой это все девчачье, – кривляется она. – Любовь-морковь-чувства! Где были твои яйца, когда лучшая подруга в тебя влюбилась? На что поспорим первая любовь? В таких козлов, как ты, влюбляются только по неопытности. Ну? Давай? Скажи, что не зассал!