– Да она же тебя боготворит! – с явными нотками ревности возразила Анжела. – "Папа такой, папа сякой, папа то, папа сё..." Иной раз уши в трубочку сворачиваются, – обиженно добавила она. – Ты для неё – непререкаемый авторитет и идеал. Так что она по-любому прибежит на меня жаловаться... если, конечно, с ней всё в порядке, – голос её дрогнул.
– Успокойся, Анжел, – подбодрил он, – не сходи с ума раньше времени. Дашка уже взрослая девица, семнадцать лет, как-никак. Думаю, попсихует чуток и включит мозги. Давай просто подождём.
– Сашка… – она замолчала на несколько секунд, борясь с подступающим к горлу и уже рвущимся наружу плачем. – Если бы ты только слышал, что она мне наговорила! И этот тон, и ненавидящие глаза... Спаси её, пожалуйста. Только ты можешь это сделать! – патетически воскликнула она. – Она же вбила себе в голову, что хочет артисткой стать... Представляешь?!
– Ну, с родителями-актёрами это, конечно, охренеть как неожиданно, – рассеянно пошутил Белецкий, однако бывшая жена не оценила юмора.
– Господи, что ты несёшь! Сам же знаешь, что это путь в никуда! Сколько актёрских факультетов в Москве? И на каждый ежегодно пытается поступить около пяти тысяч человек. Пяти тысяч!!! – повторила она внушительно. – Поступает в итоге лишь несколько десятков, а в профессии себя находят и вовсе единицы. Что ей потом – всю оставшуюся жизнь вкалывать в амплуа "овсянка, сэр"?!
Анжела знала, о чём говорит – сама была третьеразрядной актрисой одного из захудалых столичных театров. Московская публика на их спектакли почти не ходила, поэтому жила труппа в основном за счёт гастролей, разъезжая по таким глухим провинциям, от которых брезгливо, по-барски, воротили нос звёзды первого эшелона – ведь тамошние организаторы понятия не имели о том, что такое "райдер".
Гастролировали по городам и сёлам, совсем, казалось, не тронутым цивилизацией. Глядя из окна поезда или автобуса на унылый провинциальный пейзаж, как ксерокопия похожий на предыдущий, Анжела тоскливо вздыхала. Впрочем, в подобных городках труппа получала какую-никакую отдачу: неискушённые местные зрители охотно брали билеты на артистов с Москвы и не судили их строго, добросовестно хлопая, преподнося букеты недорогих цветов и даже пьяненько выкрикивая "браво".
Отыграв спектакль в очередном доме культуры очередного Усть-Пердюйска (сколько их было на её памяти – десятки? сотни?..), Анжела одиноко шла в гостиницу и пыталась уснуть, в то время как остальная труппа, собравшись в чьём-нибудь номере, дружно и методично напивалась. Сама Анжела давно уже перестала искать утешения в алкоголе, поняв, что это лишь морок, иллюзия забвения; наркотиков же она панически боялась – это и держало её на плаву, не позволяя совершенно потерять человеческий облик. Ворочаясь на неудобной железной кровати с провисшей чуть не до пола панцирной сеткой в убогом и пыльном гостиничном номере, Анжела безутешно плакала об ушедшей молодости, несбывшихся мечтах и несостоявшейся карьере…