– А потом я приготовлю тебе тёплую ванную с лавандой, – сладко промурлыкал супруг. – Малышка, ты сможешь полностью расслабиться. Обещаю, что окружу тебя любовь и заботой.
Машинально сделала шаг назад, интуитивно разделяя между нами расстояние.
– Я не про это говорю, – относительно грубо прервала его сладкие речи, которые для меня звучали вульгарно и противно. Далеко не разделяла его влажные фантазии и вовсе не горела желанием принимать с ним ванную. – Что ты собираешься делать с этим парнем? Меня волнует его судьба?
Удивительно, как быстро изменилось умиротворённое лицо супруга. И вновь ярость заполыхала в его глазах, он крепко сжал руки в кулаки и решительно завертел головой.
Жестокость….Невообразимая жестокость отразилась на его лице. Он был словно дикий зверь, который не знал никакой жалости к своей добычи. Этот парень был для него лишь куском мяса. Убить…Разорвать на мелкие куски, а потом с иезуитским наслаждением Лютов готов был его сожрать.
– Маша, я не привык повторять дважды. Б..ь! Я тебе что попугай. Сказал же, забудь про этого урода. Он больше никогда не появится в твоей жизни. Ясно?
С революционным настроем подняла голову и смело провозгласила, – не смей ставить мне условия. Я задала тебе вопрос и требую на него ответа.
Не помнила, какой я была в прошлой жизни…Может проявляла смирение. Но теперь покорности Лютов от меня не дождётся. Я вовсе не безмолвная кукла, которая будет безропотно выполнять любое его указание.
Бывают случаи, когда нужно бороться, но бывают и такие, когда лучше смириться с тем, что всё пропало. Корабль уплыл, и только дурак станет упираться... Но дело в том, что я всегда была дураком...Смелым, отчаянным дураком. А как ещё можно было меня охарактеризовать, когда, находясь в полной власти Лютова я продолжала дёргать его за усы. Умная женщина проявить пусть и мнимое, но всё же смирение, я же упрямо продолжала подбрасывать дровишек в огонь. Тушила пожар бензином.
– Требуешь?
Лютов максимально близко подошёл ко мне, дьявольская ухмылка засверкала на его губах, маленькие опасные чёртики заплясали пасодобль в его глазах, голос наполнился металлическими, холодными нотками.