Не знаю, сколько прошло времени. Когда ты заперт в собственной голове, считать часы не получается. Наконец удалось заякорить сознание и начать мыслить по-настоящему. Я варился в соку собственных переживаний.
Всё, что делал с тех пор, как попал сюда, теперь казалось бессмысленным. После смерти Дары я перестал понимать, зачем нужна была вся эта суета. А самое главное, совершенно непонятно, куда мне двигаться дальше. Первым делом месть, но что потом? Что делать после того, когда я выпотрошу всех этих ублюдков?
Над этим и думал, всё больше погружаясь в чёрную дыру собственных переживаний. А затем услышал голос. Её голос.
– Долго ты будешь ещё себя жалеть?
– Колючка?! Откуда ты здесь взялась?
– Шизофринючка. Ты в холодильнике сидишь, придурок. Меня здесь нет.
– И что это значит?
– Может, твой мозг умирает, и я твоё предсмертное видение. А может, ты просто плаксивая сучка и, чтобы окончательно не съехать, зацепился за единственное, что могло удержать тебя от скатывания в бездну.
– Что мне теперь делать, Дара?
– То, что умеешь лучше всего. Собирай побольше приключений на свою задницу, разрушая всё вокруг, и рано или поздно получишь ответы на все вопросы и обретёшь покой.
– Странный метод обретения покоя.
Я услышал щелчок замка, и голос Дары пропал.
– Колючка? Дара? Не уходи. Не пропадай! Мы ещё увидимся. Слышишь? Я найду тебя!
Звук приближающихся шагов вырвал из плена галлюцинаций. Обжигающе горячие руки подхватили меня. Я почувствовал, как тело с хрустом отрывается от пола.
3. Глава 2. Попрощайтесь со спокойной жизнью
День первый
Цитадель
Клиника внешников
Минус восемнадцать градусов по Цельсию
Выход из глубокого анабиоза – это очень болезненное мероприятие, конечно, не такое, как первая разморозка, но всё же. В этот раз даже не понадобилась помощь взвода знахарей. Организм сам знал, что делать. А мне оставалось лишь перетерпеть острую боль в каждой клеточке тела.
Но всё рано или поздно кончается. В том числе и боль. Веки стали не такими тяжёлыми, и мне после тысячной попытки наконец-то удалось открыть их. Вокруг было темно. Через большие окна в палату немного пробивался свет уличных фонарей.
Ненавижу долбаные палаты. Такое чувство, что только и делаю, что валяюсь на больничной койке. Я потянулся к тумбочке за живцом, но ни слева, ни справа не нашлось ни того ни другого. Нда-а-а. Страдает сервис у внешников.