- Я всё уберу, - пообещала я и, рухнув на колени, стала быстро сгребать пальцами еду в поднос. Но, кажется, делая это, я лишь усугубляла ситуацию.
А тут еще и посуда...
Сердце сжалось от страха. Что, если я её разбила? Могу только представить, сколько стоила одна тарелка. Вряд ли отец Каринки подал важному гостю обед в дешевой посуде.
Да и не было в этой гостинице таковой!
Я всхлипнула.
Что же за день такой?
Почему это происходит со мной? Почему я такая невезучая, несчастная?
Слезы обожгли мне глаза, и я, опасаясь, что разревусь, несколько раз запрокинула голову назад.
Не всегда, но это срабатывало. Дай Бог, чтобы и сейчас получилось!
Губы мои задрожали, но теперь от беззвучной молитвы, которую я повторяла.
Где-то сбоку открылась-закрылась дверь. Собравшись с духом, я бросила взор в сторону. Мурад ушел.
Сердце располовинилось от двух чувств - от облегчения, что голый мужчина ушел (хотя, даже если бы он был одет, это не убавило моего чувства вины), и от другого, едкого ощущения - что прямо сейчас этот синеглазый красавец пошел звонить хозяину гостиницы, чтобы сообщить ему, какая жопорукая из меня помощница.
В любом случае, я должна была убрать все то, что случилось по моей вине.
Увы, спустя пару минут, я поняла, что, вероятно, пиджак безнадежно испорчен... Томатный сок так въелся в ткань, что я сомневалась, что что-либо могло ему помочь.
Разве только химчистка...
Раздавшийся звук открываемой двери заставил меня обернуться.
Я сглотнула.
В пару шагах от меня стоял Мурад. Хоть теперь на нем и была одежда - широкие штаны, это никак не могло убавить смущения, что вновь вгрызлось в мое сердце.
Взор мой, против воли, заскользил по натренированному мужскому торсу. Было очевидно, что мужчина регулярно занимался спортом, но без фанатизма. То есть в нем не было той отвратной, нездоровой перекаченности, которая красовалась на мужских журналах.
Еще больше меня смущали его темные волоски - на груди, животе и руках. В который раз я сравнила его с бывшим - тот имел совсем другую внешность. Не такую, от которой у меня кружилась голова.
- Простите, - сдавленно повторила и медленно, ощущая как трясутся мои ноги, встала, - я испортила ваш пиджак.
Синие глаза глядели на меня в упор. Мурад молчал, и его молчание еще больше ввергало меня в чувство собственной никчемности и вины.