Он скептически на меня посматривает.
– И вообще, как ты мог не знать, что меня выгнали со съемки? – вдруг вспоминаю.
Подозрительно на него смотрю. То, что мы уже десять минут общаемся без словесных ударов и взрывов считаю достижением. И низ живота наконец-то отпускает. Больше не ощущаю там тяжелый камень, только легкость.
Расслаблено вытягиваю ноги.
– Тебя выгнали со съёмки?..
– Да. Анатолий Аркадьевич сказал, что это твоё решение.
– Он так сказал? – Адриан злится.
Задумываюсь и потираю лоб.
– Нет, – произношу виновато. – Он что-то говорил про отдел маркетинга.
– Возможно. Я дал задание изучить рейтинги всех сотрудников, чтобы избавиться от тех, кто чувствует себя комфортно в роли балласта.
– Ясно, – удовлетворенно вздыхаю. – Значит, произошло недоразумение.
Телефон на панели звонит, поэтому я отворачиваюсь, успевая заметить женское имя на английском. За окном враз становится пасмурно…
– Да, – отвечает Адриан спокойно.
Мелодичный женский голос интересуется:
– Во сколько ты сегодня...
– После шести.
– Хорошо, поняла. Хлоя останется у Ставридисов. Тогда... может, заберешь Нику из детского сада?..
Прикрываю глаза, переживая очередную остановку сердца. Почему это так больно, а?..
– Заберу. Позвони воспитателю…
Убирает обратно мобильный.
Инстинктивно сложив руки на животе, опускаю голову. Поверить не могу. Это действительно его семья...
– Разве... разве ты когда-нибудь меня любил?.. – спрашиваю выразительно, находясь на грани отчаяния. – Так, как я тебя… Любил?..
Закусываю внутреннюю сторону щеки. Хочется рвать волосы на голове. Рвать. Клоками. Драть. Вспарывать кожу. Всё то угодно, чтобы трансформировать накатывающую боль.
Лишь бы не чувствовать этой зияющей дыры в душе.
– Ты бесчувственный, Адриан!
Мажу взглядом по большим рукам, плотно сжимающим руль.
Тишина в салоне автомобиля раздражает всё моё тело. До кончиков пальцев…
Ненавижу!
– Бесчувственный! – зачем-то повторяю и отворачиваюсь к окну.
Уже практически забываю суть своих претензий, когда раздаётся хриплый, тихий голос:
– А что чувствуешь ты, Вера… вспоминая Умарова?
Еле заметная судорога поражает ноги. Внутри холодеет…
Прикрыв ладонями губы, громко всхлипываю. До крика. Свет от встречных машин рассеивается из-за слёз. Слёз, которые я копила в себе долго, потому что до последнего запрещала себе думать про взрыв…