– А у твоего водочного старца на ладонях тех шрамов не было?
– Так не глядел я ему на ладони. Да и прятал он их от меня, ваше сиятельство. Хотя… Нет, не помню.
А вот Жаннет помнила! Из-за этих самых шрамов такими головокружительными были ласки библейского старца.
А на следующий день она те шрамы более внимательно разглядела, когда с него свою кружевную сорочку сдернула.
Старец лежал на кровати, широко раскинув руки ладонями вверх. Глаза его синими озерами глядели в потолок, и этот потолок в них облаками белыми отражался. А на груди его ножиком была выписана (кто их, извергов, разберет?!) или латинская буква v, или латинская пятерочка.
Думаю, что все-таки буковку выписал злодей. С нее же слово «виктория» начинается. А он, действительно, над всеми свою Викторию одержал. И что на этом не успокоится, окаянно предупредил кровью на сорочке женской:
Я новый счет начал! Он не из нашего числа.
– Срам-то какой, мадам! – услышала она за своей спиной голос коридорного лакея. – Ночью этой вы из его номера, пардон, в том же виде выбежали! А теперь… – придушил свой смешок лакей.
Старец лежал голый на кровати.
О прочих срамных подробностях умолчу. Они в протоколе осмотра убитого записаны.
Глумливо полицейские смеялись, когда сей протокол составляли. «Не иначе… он свой… и вынуть не успел, – усмехнулся кемский исправник и произнес откровенно откровенное наше русское крепкое слово. – Что ж, – продолжил он, – сладка, видно, ему эта смерть была. На бабе! Вон как широко и радостно глядит… озерами нашими синими… карельскими!»
Расхожую глупость исправник сказал.
Редко карельские озера синими бывают. Даже в солнечно-безоблачный день они или кроваво-красные, или ржавые от затонувшего леса; или какого-нибудь такого невообразимого цвета, что и названия этому цвету нет. Вот потому и говорят привычное: голубые, синие. А, в общем-то, цвет у них один – бездонный, будто в них водку с пивом влили из тех бездонных Васькиных стаканов! И доказывать не надо – аксиома. Аксиома выбора.
Вот и графу Большову, так сказать… аллегорически выражаясь, предстояло о существовании этой аксиомы узнать.
Сон семьдесят седьмой, от Беса
С парадоксом лжеца имеет сходство известный еще в древности (см., например, «Послание к Титу св. апостола Павла», 1, 12) так называемый «парадокс критянина». Критский философ Эпименид сказал: «Все критяне – лжецы». Если то, что он сказал, верно, то, поскольку Эпименид сам критянин, сказанное им есть ложь. Следовательно, то, что он сказал, есть ложь. Тогда должен быть такой критянин, который не лжет. Последнее не является логически невозможным, и мы здесь не имеем настоящего парадокса. Тем не менее тот факт, что произнесение Эпименидом этого лживого высказывания может повлечь за собой существование критянина, который не лжет, до некоторой степени обескураживает.