За нехитрую заботу обо мне она получала от моей матери чуть меньше побоев, чем другие, а в дни празднеств – на глоток вина больше обычного. Стараясь не сглотнуть, Эстер приносила заветный глоточек мне и по капельке выпускала в мой рот, который я жадно как птенец разевала.
Вскоре она умерла от чахотки, оставив меня горевать по-детски глубоко и искренне.
Когда мне исполнилось шесть, я, наконец, оправдала надежды своей родительницы. На меня напала свинья и отгрызла мне руку. И сожрала ее.
Пока я, парализованная болью, истекала кровью и мочой, а эта вонючая белесая тварь громко хрумкала моими пальчиками, магистр Аглисол лишь удрученно качал головой:
– Ах, какое зрелище пропало!
Но моя блистательная мать не растерялась и тут же горячо зашептала ему на ухо, а потом кивнула мне, едва живой от потери крови:
– У тебя будет свое шоу, дорогая! Мои поздравления!
Ах, что это было за шоу, просто блеск! Грубые красноносые рожи свистели и улюлюкали, глядя, как толстая свинья гоняется за мной, а потом с громким чавканьем отгрызает собачью лапу, или коровье ухо, или еще живого кролика, пришитых суровыми нитками к моей воспаленной культяпке.
Не успевающие заживать раны смердели и кровоточили, я сдирала струпья, вычищала опарышей, которых тут же давила босыми ногами, и тихо-тихо завывала, прижигая оголенное мясо раскаленным ножом.
Через несколько месяцев я высыпала в свиное корыто полмешка крысиного яду и сбежала.
Как далеко могла уйти тощая, босая, калечная девчонка? Меня поймали и, не торгуясь, продали в одно из «возмутительных» заведений мадам Крулхарт, славящееся совсем юными, нетронутыми женским созреванием девицами.
В борделе было тепло и сытно. Пропахшие табаком пьяные хари, их мерзкое потное пыхтение и привычная тянущая боль меж ломких косточек – все это с лихвой окупалось обильной едой и красивым лоскутным одеялом, которое сшила для меня одна из девушек.
Здесь меня и нашел капитан Фриман – старый морской волк с седой бородой и добродушными глазами, серыми, как штормовое море.
Он приходил нечасто, успевало смениться несколько лун подряд. Платил капитан щедро, старым золотом, только он ко мне не притрагивался, как другие. Он гладил меня по голове, угощал апельсинами и рассказывал о быстроходных кораблях, жестоких пиратах и далеких жарких берегах. Дарил блестящие латунные пуговицы, изгибистые ракушки и кусочки яркого шелка, а однажды принес книгу, настоящую, с картинками!