– Конечно, согласится, чего мужикам на отдыхе – и не согласиться. Мы с тобой еще очень даже ничего.
– Ничего – это не то слово! Я бы сказала, ничего хорошего.
– Ты в зеркало себя, Ань, давно видела?
– В одежде или в носках?
– Без трусов, блин.
– А че сразу без трусов, я всегда в них.
– Даже в ванной?
– О! В ванной я в носках, а то, блин, скользко. А так и моешься, и носки стираются.
– С ума с тобой сойдешь. Ладно, пакуй чемодан и ко мне приезжай. Завтра в аэропорт от меня поедем.
– Тось, а у меня чемодана нет. Я его вместе с Валеркой на помойку отправила. Вышла вечерком посмотреть, ни его, ни чемодана.
– Ну, сумку возьми. У тебя ведь была на колесиках, желтая такая, я помню.
– Ну… Вспомнила. Это когда она у меня была.
– Чего, выкинула?
– Ага, вместе с Вовчиком на помойку, еще два года назад. И если что, то ни его, ни сумки на помойке не обнаружено.
– Конечно, что ему на помойке делать, как-никак, сын профессоров, квартира у них вон огромная. С мамой он живет.
– Тось, а ты почем знаешь?
– Так звонила мне Мария Эдуардовна, про тебя интересовалась.
– А чем интересовалась?
– Ну ты, Ань, странная, ну чем она могла интересоваться, с кем живешь, ну и не перенесли ли помойку.
– А помойка причем?
– Да притом! Как помойки не было, ты своих мужиков на нее не пристраивала. Дома их терпела, а как она у вас появилась, так что не так, ты их вещи и туда.
– Просто я темпераментная!
– А… Теперь это так называется, – посмеялась я над Анюткой. – Ладно, пакуй вещи в пакет, а сумкой я с тобой поделюсь, у меня две.
Наконец настал день отлета, и мы с сестрой, как порядочные люди, первые стояли у стойки регистрации.
– Теперь можно, – улыбнулась нам девушка. Мы подбежали и стали ей показывать наши паспорта.