Папе Валерия не сообщила, что уходит, поэтому, когда он пришел только следующим утром после суточного дежурства, то обнаружил дома заплаканного, голодного ребенка.
У меня поднялась температура, я три дня пролежала, не вставая с постели. Папа не отходил от меня, приехала бабушка Тоня из другого города, она-то и заменила мне маму. Моя любимая родная бабушка, ее с нами нет уже три года, мне ее очень не хватает. А о Валерии мы больше не говорим, это табу. Запретная территория, куда лучше не входить.
Могу ли я понять и простить эту женщину? Нет.
Она была молода, моложе папы на двадцать лет. Валерии хотелось страстей, другой, богатой жизни. А что может предложить полковник на службе в гарнизоне? Двадцатичетырехлетней девушке, судя по всему, ничего интересного.
Больше в нашей жизни она не появлялась. Я привыкла к тому, что у меня есть только папа.
— Пап, может, чаю?
Он устало потер переносицу и сел за журнальный столик разбирать документы.
— Да, родная, это было бы чудесно, спасибо.
4. Глава 3
Вечер воскресенья, мы с Анькой поехали в общежитие.
Сегодня Наташа отмечала свой девятнадцатый день рождения. Долго думали, что же подарить, и не нашли ничего лучше, как скинуться и порадовать именинницу сертификатом в бутик нижнего белья.
Что, как не потрясающий комплект, может порадовать молодую девушку? Бабушка Ани уверяла, что лучше, чем хорошая книга, подарка не найти, и нам стоит пройтись по книжным магазинам. Мы переглянулись и подумали об одном и том же. Ну вы понимаете, в девятнадцать лет выбор подарка очевиден.
Поднимаясь на пятый этаж, я думала о том, как студентам «повезло» жить в пятиэтажном кирпичном доме, в котором отсутствует лифт. Мы с Анькой, пыхтя и причитая, что кто-то зажопил лифт, будь он неладен, добрались до третьего этажа. Не успели и шагу ступить, как услышали ор из общего коридора.
— Кто сожрал мои пельмени? Суки. Это была моя последняя пачка. Я на пять минут отошел. Что мне жрать теперь, а? — истошно кричал какой-то парень.
Переглянувшись с подругой, решили заглянуть к парням на этаж и посмотреть на крикуна.
Он выскочил из общей кухни, как черт из табакерки, злой и, судя по всему, жутко голодный. Он напоминал быка на родео. Глаза горели праведным гневом, ноздри раздуты, того и гляди дым из ушей повалит.
Мы стояли и пялились на него, открыв рот.