– Ну, пока ты с ней, я о бабушке не беспокоюсь. Старенькая она уже, конечно, но хочется, чтобы пожила ещё.
– Поживёт. Не волнуйся. Свежего воздуха ей не хватает. Её бы на балкон выводить утром и вечером по прохладе.
– Я скажу женщинам и отцу, что надо лучше заботиться о моми. А ты, Айша, не забыла, о чём я просил тебя подумать?
Она молчала: отвечать ему сейчас не могла. Нет, вся решимость, вся её уверенность вовсе не улетучилась, но сильно убавилась из-за возникших препятствий в виде больной старушки и постиранного платья. Но и без них Айша поняла, что решимость её стала при приближении ночи убывать с катастрофической скоростью.
Она смотрела в глаза Курбана: черные, манившие своей глубиной. Ей хотелось прижаться к его груди, уткнуться в неё, узнать и запомнить его запах, поцеловать его в щёку.
– Ты хоть один ответ приготовила? Почему ты молчишь, Айша? Скажи же, наконец, что ты решила? Ты веришь мне? Веришь, что я люблю тебя, а не жалею? – Курбан замолчал, задумавшись и вскоре продолжил рассуждать, будто и не прерывался: – Очень хочу, чтобы ты была рядом, близко. Приходи. Хочу обнять тебя, поцеловать твои пальчики, губы твои, ушки, шейку, волосы твои кудряшками. Если ты тоже хочешь этого, иди ко мне, а не то я приду к тебе наверх и тогда меня убьют и будут правы – с нашими законами не пошутишь. Ведь не было призыва о помощи, нет пожара, кроме пожара в моей груди, ничего не случилось – значит, моё появление на женской половине будет преступлением, грехом. И разбираться не будут – накажут. Отвечай быстро, не тяни: ты хочешь ко мне?
– Хочу.
– Ну, так иди же, иди, – Курбан перешёл на вкрадчивый полушёпот.
Легко сказать! Платье висело на балконе третьего этажа дома ещё совсем мокрым, несмотря на тёплую летнюю ночь. К утру оно, конечно, высохнет, но сейчас, сейчас что ей надеть? Не идти же к любимому в этом безобразном балахоне?
И как она могла подумать, что Эдже хорошо к ней относится, как могла рассчитывать на что-то красивое? Ведь она рабыня в глазах каждого в этом доме.
Ну уж нет, только не в глазах Курбана! Курбан её любит, и она верит ему, верит безоглядно. Что же ей надеть сейчас?
А может, всё-таки нарядиться в балахон? Ведь в этом балахоне жуткий Сараби её не тронет, она его в таком уродливом наряде точно не привлечёт. Интересно только, где он собирался на неё напасть? Не придёт же на женскую половину, ведь Курбан говорит, что у них с этим строго? На всякий случай надо отсюда исчезнуть, ведь чем чёрт не шутит, когда Бог спит, как гласит одна из маминых поговорок.