В дверях у меня за спиной возникла какая-то темная фигура. Это был Фрэнк.
– Приветики, Флинн, – произнес он шепотом.
– Привет… А откуда ты знаешь, как меня зовут? – спросил я.
– Да не знаю я, как тебя зовут, новичок, – бросила Рейчел нагловатым тоном. Они с Ребеккой встали и направились к выходу. Проходя мимо меня, Ребекка остановилась и постучала по моему бейджику своим акриловым ногтем. – Лана, бывай, Флинн, – произнесла она, кокетливо оттопырив щеку языком.
Обе вышли.
Фрэнк пихнул меня локтем.
– Надо будет трахнуть эту телку, – шепнул он. – И ее подружку.
И, вытащив из кармана фартука банан, принялся его чистить.
Стоя где стоял в полной растерянности и так и не получив ответа на свой вопрос, я открыл было рот, чтобы спросить еще раз, но мне не дали произнести даже первый слог.
– Твой бейджик, чувак, – сказал Фрэнк.
– Ах да… точно! – сообразил я. – Давно ты тут работаешь?
– Достаточно давно, чтобы перетрахать всех телок, которые толкутся в этом ебучем супермаркете! – ответил он, усаживаясь на кухонную стойку. Дочистил банан, сплюнул в раковину.
– Это как? – спросил я, несколько потрясенно.
– Ну, не абсолютно всех, конечно… Они тут так часто меняются, что просто не уследишь, – продолжал Фрэнк с набитым ртом. – Знаешь, – он с трудом проглотил, – большинство из этих студенточек – папины дочки; ваще не понимаю, как их в колледж отпустили. Знакомиться, типа, со взрослой жизнью.
Он опять откусил от банана и продолжил с таким набитым ртом, что я едва разбирал, что он говорит:
– А потом, мффф, ифние дофьки постуфают работать фюда.
Фрэнк неистово заработал челюстями, прожевал, проглотил и продолжил – на сей раз я разбирал его слова четко и ясно:
– И они начинают думать про себя: «Эй, смотрите, я рабочий человек!»
Он патетически воздел руки, словно изображая одну из таких девиц.
– Пока не получат первый чек в пределах минималки и не поймут, что у папочки-то кредитка потолще.
В комнате наступила неловкая тишина. Из динамиков, как и во всем супермаркете, сочилась негромкая музыка. Классический фоновый музон, как в лифтах. И успокаивающая, и немного тревожная одновременно.
– Выходит, бананы любишь? – спросил я, только чтобы нарушить молчание.
– Люблю бананы?! – повторил он, скривившись. – Это, бля, как прикажешь понимать? Ты чё, долбаный расист? А? Хочешь сказать, что я люблю бананы, потому что я черный?