Ваня замирает, успев лишь разок толкнуться вглубь. Смотрит в лицо... Отворачиваюсь. Не могу его видеть. Не могу притом, что мои слёзы ещё могут его остановить. Наверное… Хотя бы разжалобить.
— Потому что ты отказываешься иначе, — не сразу отвечает он и всё-таки возобновляет движение во мне. Пока ленивое, скорее для закрепления его слов. Унизительно… — Как только будешь готова иначе, я тоже переменюсь. И у нас всё будет хорошо. А пока придётся потерпеть… Нам обоим… — последнее он уже выдавливает сквозь тяжёлое дыхание, набирая темп во мне.
Комкаю постельное бельё под собой, н в силах встать. Ваня уже кончил и сейчас обратно одевается. Кончил, кстати, в меня.
И без презерватива… А ведь мы предохраняемся именно этим способом. Ваня сам его выбрал: хотел взять этот вопрос на себя. Чтобы у него под контролем был…
Он вообще тот ещё контрол-фрик. И почему я раньше не била от этого тревогу?
Да я вообще толком не замечала… Причём много чего. Может, Ваня и прав — я не была с ним полноценно. Больше собой была занята.
Только чёрта с два я за это испытываю вину. Уж точно не перед ним. Перед собой только если немного — сколько я ещё пропустила? И это лишь то, что на поверхности было.
Не удивлюсь, если Ваня прикрывал тылы и тайком. Например, после первой измены, если сегодня я видела одну из. Он мог испугаться, что я рано или поздно узнаю, и подстраховаться, чтобы у меня не было возможности уйти.
— Тась… — хрипло обращается он, стоя возле кровати, на которой я лежу. — Ты знаешь, у моего отца хватит полномочий, чтобы уничтожить и того мудака, и тебя если что. За эти пять лет он только сильнее поднялся. Если ты вывалишь своим подписчикам грустную историю о муже-тиране, мы сумеем перевернуть всё так, что травить тебя будут до конца жизни. Ты потеряешь карьеру и тебя возненавидят даже те, кто сейчас боготворит.
— Меня уже ненавидит тот, кто когда-то боготворил, — глухо роняю я, даже не представляя, зачем.
Всё тело горит. Сердце не на месте, ещё и колет. Мне вовсе не говорить хочется — наброситься на этого человека с кулаками, выгоняя отсюда. И из своей жизни. Любыми способами.
Его слова уже даже не удивляют: после намёка на расправу над Ромой вполне предсказуемо. Во время секса я так упорно отворачивалась, не отзывалась ни на что, не возбуждалась даже от самый чувствительных ласок — что, в общем-то, ожидаемо, что Ваня разозлился. Отторгают его, бедненького. В итоге грубо взял меня, по-животному, заботясь только о себе. А ещё, видимо, сделал себе мысленную галочку, что одним Ромой меня шантажировать может быть недостаточно.