Антонина Михайловна не обманула, лично встречалась с Долгорукой, позволяя мне отдыхать от токсичной будущей свекрови. Все взяла на себя и стойко боролась, чтобы свадьба на всю страну запомнилась.
Я похудела еще сильнее, и за неделю перед торжественным событием бросила соблюдать диету, но тренировки продолжила.
Модистку возмущала, что таю день ото дня, мне родные даже лекаря вызывали. Ну, не признаваться же им, что я тренируюсь усиленно?
В зеркало смотрела на себя с удовольствием. Отеки сошли, на коже высыпаний и красноты нет. Талия чуть ли не вдвое уменьшилась.
И с волшебством дело пошло. Особенно меня мучили сны. Сергей мне весточек не присылал, изредка писал брату, но я и без новостей была в курсе, чем он занимается. Меня мучили кошмары, иногда обычные сны, где я буквально следила за будущим мужем. Меня тот вспоминал редко, но я не обижалась. Зато тревожилась по другому поводу.
Чувствовала, что что-то нехорошее назревается. Не в Черноморье, а в Златограде. Словно тьма над городом сгущалась, которую никто не замечал. И свадьба эа проклятая.
За несколько дней до нее со мной случилась форменная истерика.
Привезли платье, дошитое, готовое. Его сразу же ко мне принесли, чтобы порадовать, но вместо положительных эмоций, оно вызвало гнев и апатию.
Не хотела я замуж. Я мечтала о доме, о своих родных, о работе. Когда я только попала в этот мир, боги мне оказали милость, затуманили разум, чтобы я поменьше о прошлом вспоминала, но мысли сами как-то прорвались.
— Эй, ты чего кручинишься? — заволновался Воланд, обнаружив меня рыдающую возле вешалки с белоснежным нарядом.
— Домой хочу, — всхлипывала я.
У меня там свои родители, полный набор. Коллеги из бухгалтерии, друзья. Квартира в конце концов.
Все понятно, все родное, а не как в этом мире. И под венец не загоняют насильно. И ничего не ждут.
— Так от врагов избавимся, вернешься, — котик моей грусти не понимал.
— И не погибну? — уставилась на фамильяра.
Если верить снам, то навряд ли. Видела я демона и бесов. А что я могу? Я не стихийник в отличие от родных. Защитить себя не в силах.
Воланд что-то нечленораздельно промяукал. Успокаивать он не умел.
— Простите, барышня, можно? — я услышала голос Любы.
— Да, входи, — разрешила ей, утирая слезы.
Служанка отворила дверь, сделала вид, что не заметила моих покрасневших глаз.