— Например, то, что придётся жить с Тимом вдвоём, пока меня не будет.
— Разве это не его дом? — с лёгким раздражением отвечаю, опуская тарелки в раковину и включая воду. — К тому же, я больше не вижу в этом проблемы.
— Рад это слышать. — Марк поднимается. Ставит стул на место. Спина напрягается. Хочу, чтобы он подошёл, обнял, положил голову на плечо, как порой делал. Чтобы поцеловал за ухом, согрел дыханием кожу и прошептал, что хочет пойти в спальню. Или прямо здесь задрал подол домашнего платья и… Марк ушёл. Сбросив морок тлеющего желания, скриплю зубами, продолжая намывать тарелки.
Порой хочется сравнить Марка с водой, которая то застывает, превращаясь в лёд, то сносит тайфуном, смывая все ограничения. А иногда она утекает сквозь пальцы, не давая возможности удержать. Сейчас он — неторопливая рекой, с ленивым плеском накатывающей на берег. Двигается неторопливо, плавно вращая бёдрами, дышит коротко, раздельно. Глаза прикрыты, губы повлажнели от поцелуев, а волосы растрепались и падают на лицо. Ладони скользят по его спине, лопаткам и плечам. Откинув голову на подушку, жмурюсь, сдерживая тихие протяжные стоны, но те всё равно слетают с губ, растворяясь в ночной тишине.
— Марк!.. — сдавленно вскрикиваю, когда он просовывает руки под колени, меняя угол, двигаясь в том же неторопливом ритме.
— Что? — шепчет, склоняясь к губам, но не целуя. Сжигая участившимся дыханием.
— Быстрее, — молюсь, всхлипывая. От его медлительных движений внутри полыхает пламя, но никак не может поглотить, лишь обжигает.
— Не боишься, что брат услышит? — хмыкает, кончиком языка дразня губы, но не ныряя в рот.
— Твою мать!.. — выдыхаю, тщетно пытаясь свести ноги за его спиной вместе. Вместо этого Марк лишь сильнее разводит их. Садится на пятки. Хочу сесть, тянусь к нему, но он коротко бросает на выдохе:
— Нет. Лежи так.
Тела смыкаются мучительно медленно, размыкались с долгими влажными звуками. Нетерпеливо ёрзаю, вскидываю бёдра навстречу, пытаясь хоть немного ускорить Марка. Лунный свет падает на него, превращая в прекрасную, почти статичную статую. Только глаза гореят угольями.
— Марк, — вновь умоляюще хныкаю. — Пожалуйста!
— Так? — Он крепко задвигает, вырывая из лёгких задушенный выдох. Задвигает снова, со звонким шлепком, и по телу проходит первый разряд тока. Выгибаю спину, жадно хватая воздух широко открытым ртом, встречая каждый толчок почти не дыша. Под глазами полыхает белым, по ногам разливается нарастающая слабость, в голове становится пусто. Вцепляюсь в простыню, пытаясь удержаться на месте –наконец он начал двигаться быстро, часто, и дышит также. Впиваюсь в ребро ладони, долгожданная дрожь прошивает насквозь, судорогой сжимает живот и не отпускает, пока Марк кончает, вплавившись, с силой надавив бёдрами. Внутри слишком горячо, влажно и, наконец, хорошо.