Я вновь обернулся, чтобы
уткнутся в штанину. Могучие руки ухватили меня за плечи, а еще одна
пара рук порвала рубаху на спине. После чего, как ни странно,
отпустили, и я смог развернутся к высокопоставленным
особам.
Развел руки над головой,
проведя между ними коронарный разряд. Как-то само собой получилось,
даже почти без помощи интерфейса. Почти...
— Доволен? — усмехнулся
я.
Парнишка, улыбнувшись радостно
закивал, отец задумался, а спину обжег удар. А потом еще и еще. Я
упал, а удары продолжали сыпаться. Боль заполнила все, а плётка
продолжала хлестать. Где-то на восьмом или девятом ударе я понял,
что вообще-то могу выключить боль и потерял сознание.
Спину ласкает холодная сталь,
задница восседает на жесткой коже, тело мерно покачивается... Блин!
Очнулся я уже в седле, голую спину холодит доспех воина, что даже
приятно, так как после десяти плетей она просто адски горит. А
вокруг все тот же осенний унылый пейзаж.
Блин, и это всего лишь десять
плетей, а не сто! А спина у меня просто полыхает и горит, вдобавок
не забывая кровоточить. Мне страшно и стыдно, что я такой слабак. С
другой стороны — я маленький мальчик! И меня не положено бить
плетью как буйного раба...
Путь до следующего привала я
провел в тяжелых думах о судьбе своей тяжелой. О жизни нелегкой и
прочих не радостях жизни. Впору писать оду о бедном
цыганенке.
На ночь наша кавалькада вновь
оккупировала какой-то постоялый двор, выгнав из него всех
обитателей, многих даже не успевших понять, что происходит, прямо в
исподнем. Кого-то прирезали, чтоб не возмущались. Пару девиц... в
общем, я этого не видел.
Сынок графа вновь выловил меня
из общей кучи, увел в какую-то отдельную комнату и радостно
продемонстрировал целый набор детских игрушек. Солдатиков, лошадок,
птичек и зверушек. И недвусмысленно намекнул, чтобы я с ним
поиграл.
— Если я не буду, — я сглотнул,
еще раз осмотрев мечту любого дворового мальчугана, — с тобой
играть, меня опять высекут?
— Да нет, что ты, — махнул он
рукой, — просто отрубят голову и все дела!
У меня в глазах на мгновение
потемнело, и я даже пошатнулся, начав терять равновесие. Просто
отрубят голову, говоришь? И с такой наивной искренней детской
улыбкой говоришь?...
— Да ладно тебе, я же пошутил!
— рассмеялся он. — Еще десяти плетей... да что ты все на веру
принимаешь?! И это знаешь ли, не моя была идея высечь тебя!... —
надулся он, словно хомяк пред элеватором.