Измена. Мне тебя навязали - страница 26

Шрифт
Интервал


— Я думал, это очевидно…

Вспоминаю наши первые встречи. Мы со Стешой сидели молча за столом, а говорили в основном родители. Мои — вспоминали родителей Стеши, а ее бабушка говорила слова благодарности, что приумножили компанию и говорила, что если бы не деньги, которые мои родители заплатили за «покупку» второй доли, она бы не смогла прокормило ребёнка.

— Не хотите отдать Стешу да нашего Антона? — прямо так и спросила моя мама при второй встрече, — он много работает, но мужем будет хорошим…

Очевидно же, что брак договорный. Мы не встречались, не разговаривали, не признавались друг другу в любви. Даже за руки не держались. Мы живем в двадцать первом веке, и так договариваются только о браках по расчету.

Я не мог и подумать, что она думает по-другому. Искренне был удивлён ее реакции в первую брачную ночь.

Стеша сидит и продолжает лить слезы, не могу это вынести, подхожу и обнимаю ее, кладу ее голову ко мне на плечо и глажу по волосам. Какая она ещё маленькая глупенькая девочка. Как я мог считать ее охотницей за богатством? Думал, что она — мой враг и может отнять половину кампании.

Теперь, оглядываясь назад, я жалею о своём поведении в первую брачную ночь. Обозлился на весь мир, свадьба далась мне непросто, и я выплеснул все на одного человека вместо того, чтобы нормально с ней поговорить. Думал, что нужно поставить ее на место… Не понял, что она не та, кто будет мне мешать.

Стеша отстраняется и спрашивает:

— И сколько тебе еще нужно, чтобы я была твоей женой?

Я и сам не знаю. Сорокин вроде бы прекратил судебное дело, но в любой момент может начать процесс заново. А еще мои родители, которые всей душой делают видеть настоящий брак…

Сам не знаю, что отвечать, впервые в жизни я запутался в своих поступках и мыслях.

— Я пока не знаю…

— Ладно, — говорит и встаёт, идёт в ванную, на моей майке остаётся большое мокрые пятно.

Стеша выходит из ванной в кружевной сорочке красного цвета. Хорошо, что я сижу, а то бы от неожиданности ноги подкосились бы, и я упал бы.

Ее глаза горят и щеки полыхают, грубым тоном произносит:

— Иди к своей девушке, она, наверное, тебя ждёт.

Я сглатываю. Мне кажется, это какое-то наваждение. Только что была маленькая хрупкая девочка, а сейчас вижу девушку в самом расцвете.

Отвечаю, наверное, только через минуту:

— Я не пойду, она завтра уедет.