— Здесь, здесь, сюда! — заорал вдруг
вынырнувший парень. — Тут он вот, видел я его... Вон, вон, видите.
Да не туда же! Куда полезли? Вот!...
Завздыхали, закрестились, запричитали
бабы:
— Ох, господи, горе-то какое! —
вздохнула одна. — Да как же это он сердечный надумал-то?
— Поди, не нарочно, — возразила ей
другая. — Полез, может, искупаться, а сердце-то и схватило. Али в
корягах запутался.
— Нет, бабыньки, не то. Русалка его
космами спутала, либо водяной. Тут, бают, их много водится...
Артамон Сергеевич безучастно слушал
все эти глупые бабьи пересуды. Для него гибель Владимира Петровича
представлялась крушением всяких надежд. Уворовал их дочь, да и сам
погиб. Что же теперь делать, где Глашеньку искать? Ведь только он и
знал, где она.
А он-то собирался расправиться с
дерзким похитителем. А кара-то вот она и без него свершилась.
Жестокая, конечно, кара, слишком даже жестокая, но, видит
Бог, Артамон Сергеевич не желал ему этого...
Хотя неожиданный конец юноши не
указал расстроенному отцу, где ему искать пропавшую дочь, но надо
полагать, теперь она и сама скоро отыщется. Не век же приятели
незадачливого умыкателя невест будут прятать у себя его незаконную
добычу! Так он и скажет Аничке.
А теперь домой. Надо успокоить
несчастную мать. Она же совсем голову потеряла.
Ох, господи наш милостивый!...
И разверзлись хляби небесные...
Ветхий завет
Тот же вечер, когда из дома
Дементьевых выкрали их единственную дочь, застал Егора Казюка в
молодом заболоченном редколесье верстах в тридцати от Выксы. Здесь,
по сообщению одного из местных жителей, видели пригодную к делу
руду, и Баташов направил своего первого знатока посмотреть "верен
ли слух и, ежели верен, стоит ли овчина выделки".
Месторождение оказалось
достойным внимания. Облазив его со всех сторон, Казюк
возвращался с полным мешком проб.
Хорошо еще, что прошла главная
комариная пора, не то эти "кровопивцы", как называл Казюк комаров,
живьем сожрали бы. Одолевал, правда, овод, но белый плат,
обернутый вкруг шеи, да березовый деготь, которым рудознатец смазал
лицо и руки, отгоняли от него назойливо-нахальных мух.
Перед закатом ни с того, ни с сего
расквакались лягушки. Да так надсадно, хоть уши затыкай. Должно
глядя на них, закаркали вороны. Заверещали сороки и
сойки.
И словно по их сигналу, все вокруг
переменилось. Только что светило хотя уже и красноватое, но
довольно еще яркое солнце. А тут вдруг как-то сразу
стемнело.