– А чьих ты? Родом откуда? – горбунья не унималась.
– Из этих мест, Ярина. А рода моего нет боле. Хельги я, Тихий, десятник княжьей дружины.
– Сирота, значит, – она покивала. – Видно, не такой ты и брехун, раз выжил и воем стал.
– А ты, видно, не такая уж и глупая, коли все разумела.
– Была б умная, по миру не пошла бы, – горбунья вздохнула тяжко. – Тут спать буду, привычная.
С теми словами туже затянула на себе кожух, положила котомку под голову и улеглась, прикрыв лицо воротом.
Тихий только головой покачал, дивясь упрямству кикиморы. Но смолчал и пошел устраиваться на ночлег; улегся ногами к костерку, накинул теплую шкуру, какую подал Ярун, и глаза прикрыл. Да не спалось: Раска перед глазами, как живая стояла. Зубки белые, ямки на щеках, а боле всего – ясные ее глазки.
Но уснул Хельги: усталость сморила.
От автора:
Хода - стопа.
4. Глава 4
– Дошли, добрались, – радовалась рябая обозница. – Макошь пресветлая, благо тебе. Щур, и тебе благо, сберег в пути.
Раска и сама вздохнула легче. И было с чего: день и ночь просидела молча, пряча лик от глумливого Хельги. Злилась на пригожего, но себя держала. А так хотелось, отлаять языкастого потешника, чтоб на всю живь запомнил. Промеж того и потеплело; Раска маялась в теплом кожухе, какого скинуть не могла. Да и горб с серебром давил тяжко на спину, разогнуться не давал. Радовалась уная вдовица Изворам, хотела соскочить с телеги, уйти в сторонку и в реке пополоскаться. Употела, едва не изжарилась на злом весеннем солнце.
– Ярина, – Хельги тут, как тут, – вот они, Изворы. Куда дальше ходы тебя понесут? Иль тут осядешь? Коли останешься, скажи где. Приду, погляжу на тебя. Может, ворохнешься ко мне, горб покажешь.
– Глаза б мои тебе не видали, – в сердцах сплюнула Раска. – Ухи вянут слушать. Чего прилип, смола? Отлезь!
– О, как! Заговорила. А чего ж молчала? Злость копила, отраву в щеки собирала?
– А в тебя сколь ни плюнь, все мало. Зараза к заразе не пристает. Вот делать мне нечего, кроме как об тебе думать. Тебе мой горб покоя не дает, ты и майся, – Раска огляделась, приметила торжище. – Тут сойду.
Сползла с телеги, едва не упала: серебро в горбу тяжелее стало, придавило.
– Все что ль? Так и уйдешь? Ярина, чего неласковая такая? Взглядом подари, слово теплое кинь. Изведусь ведь в разлуке, – пригожий смеялся едва не до слез.