Между тем последнее мое утро, которое я зафиксировала в памяти, утро из прежней жизни, было 26 января 2024 года. Возможно, я бы не запомнила дату так отчетливо, если бы не одно обстоятельство: 28 января мне должно было исполниться сорок четыре года. И рано утром я звонила знакомому кондитеру Ирине, чтобы заказать торт для сотрудников.
Я, помнится, тогда еще колебалась: стоит ли длить старую традицию? Однако подумала, что люди, рядом с которыми я работала долгие годы, ни в чем не виноваты. Пусть начальство поменялось на пакостное, но от старых сотрудников я плохого никогда не видела.
Сейчас, глядя в окно и с трудом сдерживая нервный смешок, я подумала: «Хорошо хоть, что предоплату я Ирине сразу отправила, а то бы совсем некрасиво получилось: торт сделает, а денег не получит.».
Голова сильно кружилась. Думаю, у меня все же небольшое сотрясение есть. Слабость продолжала накатывать волнами, потому я, аккуратно придерживаясь за стену, вернулась на свою узкую лежанку. Даже это небольшое усилие обошлось мне дорого: снова клонило в сон. Я успела задремать и сколько-то поспать, но была разбужена одной из монашек. Она торопливо и не очень бережно трясла меня за плечо, приговаривая:
-- Клэр! Проснись же… Клэр! Да вставай уже скорее! Вставай, там баронет к тебе пришел…
В этот раз из сна я выдиралась с большим трудом, долго не понимая, где я и что произошло. Однако монашка, в этот раз довольно пожилая и суетливая, все время тянула меня за плечо и за руку и повторяла:
-- Быстрее! Пойдём быстрее, а то преподобная мать огневается!
Она даже присев на корточки, натянула мне на ноги те самые деревянные сланцы и, практически сдернув с кровати, не дала моему телу упасть: от резкого толчка сильно пошатывало, но женщина крепко обхватила меня за талию и помогла устоять на ногах.
Тихонько приговаривая: «Да шевелись же ты! Шевелись, девочка, а то накажут…», – она тащила меня по длинному коридору с крошечными редкими оконцами где-то под потолком, откуда с трудом пробивался тусклый дневной свет.
Закончился наш путь в еще одной небольшой беленой комнате, где стояли вдоль противоположных стен две широкие потертые скамьи. На одной, молитвенно сложив руки и перебирая длинные четки из крупных деревянных бусин, изредка перемежающихся янтарными шариками, сидела преподобная мать.