Когда задумчивое молчание затянулось, Гриди произнесла осторожно:
— Надо бы?
— А?
— Думаешь, Эве уже можно выходить?
Ливви раздраженно фыркнула: бесит, что с этой рыжей курицей носятся так, словно она принцесса какая. Подумаешь, ударилась головой! Цела, румяна, еще и вопросами всех достала. А то, что тонула, добавила, чтобы ее больше пожалела. Она ведь у них великая страдалица…
Еве и самой фыркнуть хотелось, да еще и лекцию о пользе прогулок на свежем – ну ладно, относительно свежем – воздухе прочитать, но нельзя: не поймут. Из роли выходить опасно, изменения в характере Эвы должны казаться окружающим естественными, а то как бы чего неприятного не случилось… А что? Заметят, что она ведет себя по-другому, одержимой назовут и на костер – вполне реальный вариант для такого общества.
Поэтому Ева произнесла робко:
— Можно хотя бы на часок выйти?
— Можно, — разрешил Брокк. — Завтра с утреца свожу тебя.
— И я пойду, — не свойственным ей тоном, не терпящим возражений, сказала Гриди.
— А я? Мне можно прогуляться? — вставила Ливви и бросила на отца настороженный взгляд. — Я-то головой не ударялась.
— У тебя другое место больное, — залепил Лэндвик. — Так что пока дома будешь сидеть. А сбежать попробуешь – поймаю и так всыплю, что мало не покажется, и не посмотрю, что ты уже кобыла здоровая.
— Я не кобыла, отец, я кошка, — заявила Ливви, зная, что любое упоминание о кошках заставляет ее сестру вздрагивать и бледнеть.
Но в этот раз побледнели именно родители, да так, что Ливви даже пожалела о сказанном и медленно-медленно поднялась из-за стола на кухне, где Лэндвики вечерами собираются на ужин.
— Наверх, — глухо проговорил Брокк.
И Ливви ушла, не споря, но и не сожалея: неприязнь к сестре сильнее, чем страх перед отцом.
— Да чтоб тебя, зараза! — вырвалось у Евы, когда завязки правого рукава в очередной раз выскользнули из ее рук, а сам рукав упал на пол. Решив обойтись вовсе без рукавов, девушка отцепила левый и сложила оба в сундук.
Чтобы прикрыть руки, вполне сгодится один из страшных платков, принадлежавших Эве Лэндвик. Взяв тот, что показался ей более или менее симпатичным, Ева накинула его на плечи и подошла к маленькому круглому зеркалу, которое ей дала удивленная Гриди: Эва крайне редко смотрится в зеркало.
Отражение показало немолодую, болезненного вида женщину. Поначалу, разглядывая себя в зеркале, Ева не могла смириться, что теперь вынуждена быть такой старой.