Брокк и Гриди переглянулись; всхлипнув, женщина кинулась к мужу и давай мочить ему куртку слезами непонятного происхождения – то ли радостными, то ли испуганными. Муж, привыкший к жениной чувствительности и слезам по любому поводу, погладил ее по плечам, а сам глаз с Эвы не сводил.
Ева аж вспотела; актерский этюд отыгран, и если она провалилась, то… Крупный смуглый Брокк может быть очень заботливым отцом, но каким он может быть врагом? Не хотела бы Ева, чтобы он засек ее, чужачку, схватил своими ручищами да душить начал за то, что она заняла тело его дочери…
Но Брокк думал о другом. Дочерина идея показалась ему здравой: он не особо верит в богов и всякие там благословения, но если Эва так думает и это позволяет ей не бояться и спокойно глядеть на кошек и каэров, то почему бы и не подыграть?
— Хвала тебе, богиня-мать, — проговорил он, взглянув в небо. — Нет предела твоей мудрости и твоей милости. Энхолэш!
— Энхолэш, — повторила за ним Ева; это словечко у них завершает молитвы.
Гриди зацепилась за ее предположение о благословении и заговорила о светлом повороте в судьбе Эвы, покровительстве богини и прочем. Брокк изредка поддакивал, а сама Ева занималась тем, для чего из дома и выбралась – смотрела по сторонам. Город, по крайней мере, эта его часть, девушке понравился: милая одинаковость домов, относительная чистота, более-менее широкие улицы. Прогулка, в общем, удалась. Не задалось только возвращение…
Они обнаружили, что Ливви сбежала, когда вернулись: Брокк сразу почуял неладное, причем в прямом смысле слова – пахло притираниями, которые популярны у щеголей из университета. Рванув на третий этаж, он убедился, что комната пуста, а некоторые вещи Ливви пропали.
Вот же негодяйка!
Надо было ей все-таки всыпать, чтобы бегать не могла! У-у-ух, коза драная! Распутница! Неблагодарная! Воспользовалась, что они ушли! Привела в дом какого-то дружка! Негодница! И как только сбежала?
Извергнув гнев словесно, Брокк велел Гриди никуда не выходить – а она и не собиралась – и ушел, не сказав, куда. До самого вечера Ева успокаивала Гриди, поила ее чаем, пыталась отвлечь, но все без толку.
— Не возьмут ее замуж, — трагически заключила женщина. — И Кисстен тоже. Если б не Годвин, братец, и его сынки, некому было бы имя Лэндвиков продолжить. А мы ведь внучка ждали, — призналась вдруг Гриди. — А какой теперь внук? От кого?