Мэри поправила Лерста:
– Это не класс, это сословие.
– Вероятно, мисс Пейдж увлекается не только спортом и пением, – заметил Риббентроп, – но и Общественными науками. Различать класс и сословие – удел философов и социологов, но отнюдь не очаровательных женщин.
– В наш век, – ответила Мэри, – женщины все больше и больше тяготеют к политике. Ничего не поделаешь – это теперь модно.
Риббентроп развел руками:
– Что же делать мужчине? Вероятно, долг рыцаря – уступить место женщине.
Пальма хмыкнул:
– Если мы пустим женщин в политику и уступим им место, господин посол, нам будет очень трудно жить дальше. Начнется худшая форма либерального вандализма.
– Я думаю, – сказал Риббентроп, – что вандализм нам грозит отнюдь не от прекрасных дам. Я думаю, что варварство грозит нам со стороны тех мужчин и женщин, которые живут восточнее Лондона, Берлина и – в определенной мере – Варшавы.
К Риббентропу подошел лорд Редсдейл – сухой, словно бы мумифицированный старик.
– Добрый вечер, милорд, – сказал Риббентроп, шагнув навстречу Редсдейлу. – Я рад, что вы нашли возможность посетить нас.
– Добрый вечер, мистер Риббентроп, я всегда посещаю и буду посещать те места, где собираются люди, симпатичные мне и разделяющие мои взгляды.
Редсдейл посмотрел на Яна и полувопросительно сказал:
– Вы сын старого Пальма?
– Да, сэр.
– Это вы временами пишете для «Пост»?
– Да, сэр.
– У вас воистину бриллиантовое перо.
– Благодарю вас, сэр, но пока что я считаю его железным.
– Ну, уж позвольте мне давать оценку вашей работе, – сказал Редсдейл, – и запомните, что я не люблю делать комплименты. Впрочем, вы не женщина, вы в них не нуждаетесь. Надеюсь также, что вы и не гомосексуалист, посему не нуждаетесь в них, как дурной мужчина.
Риббентроп смущенно отвел глаза, а Мэри рассмеялась. Это спасло положение.
– Мы сейчас дискутировали проблему, – продолжил Риббентроп, – о том, кто угрожает цивилизации. Мистер Пальма считает прекрасных дам главной угрозой прогрессу. А я полагаю, что главная угроза – это Восток, и в данном случае я солидарен с мистером Киплингом: «Запад есть Запад, Восток есть Восток, но вместе им не сойтись».
– Как вам сказать, – ответил Редсдейл, – сойтись можно. У нас стало модным забывать традиции «Эмпайр ментелити», традиции имперского самосознания… А ведь в этом мы где-то близки к Востоку, я бы даже конкретизировал – к Китаю. Я анализировал философию китайской императорской власти. Заметьте, Китай называет себя «Срединным царством» и все земли вокруг считает своими владениями. Земли за Амуром и в сторону южных морей – это владения, которые должны принадлежать Китаю, а весь остальной мир – владения, которые могут стать Китаем.