– Ничего подобного, – сказал второй испанец, – она поет о корриде.
– Нет, – возразил третий, – она поет колыбельную песню…
– Под такую колыбельную не очень-то уснешь, – сказал Пальма.
– Ничего, мы, испанцы, умеем засыпать и под марши, – усмехнулся полковник.
Распахнулись двери, и из внутренних комнат вышел министр иностранных дел Хордана в сопровождении военного министра Давила. Он приблизился к Яну и сказал:
– За кровь, которую вы пролили на полях испанской битвы, я хочу преподнести вам этот подарок, – и он протянул Яну золотую табакерку.
Пальма вытер глаза. От пережитого волнения они слезились.
Хордана понял это иначе. Он обнял Яна и тоже – молча и картинно – прижал пальцы к уголкам своих красивых больших глаз.)
Бургос, 1938, 6 августа, 23 час. 05 мин.
Вольф поднялся навстречу Штирлицу.
– Плохо, – сказал Штирлиц. – Все плохо. Надо давать отбой нашим самолетам. Будем решать все здесь. Сами.
– Люди готовы. Скажи, когда выгодней по времени делать налет на вашу контору.
– Это глупо, Вольф.
– Рискованно, сказал бы я, но не глупо.
– Помирать раньше времени – глупо.
– Это верно. Я, знаешь, познакомился в Мадриде с одним поразительным американцем. Хемингуэй, писатель есть такой… Он мне сказал, что главная задача писателя – долго жить, чтобы все успеть.
– Ну, вот видишь, – мягко улыбнулся Штирлиц. – Поступать будем иначе. Какая у тебя машина?
– Та же… Грузовичок.
Штирлиц достал из кармана карту Бургоса и расстелил ее на столе.
– Смотри, вот это маршрут с нашей базы на аэродром…
– Понимаю тебя… Только почему ты думаешь, что твои эсэсовцы остановятся на дороге?
Штирлиц снял трубку телефона, быстро набрал номер:
– Ну как дела, приятель? Что у вас хорошенького?
– Ничего хорошего, штурмбаннфюрер, – ответил Хаген. – Он снова закатил истерику.
– Вы…
– Нет, нет… Он стал орать, что у него плохо с головой. Я не знаю, как они его повезут в самолете…
– Ничего, поблюет маленько. Видимо, им лучше знать, там, в Берлине, если они нас не послушались.
– Просто у кого-то зудят на него руки. Мы сделали главное дело, а пенки теперь снимут ребята на Принц-Альбрехтштрассе.
– Одна контора-то, Хаген. Одно дело делаем. Что ж нам делить? Вы с ним кончайте беседы – заберут его у нас, и бог с ним… Я бы вообще отправил его сейчас на аэродром, на гауптвахту – под расписку. Может, у него и вправду что-то с головой. Пусть уж он там у них, у военных, дает дуба. Как считаете?