Читать даже не пытаюсь. Информация плохо усваивается. Ненавижу этих вампиров. Мечтаю убить их. Отрубить голову, вырвать сердце, бросить в огонь.
Третий день… Я уже не поднимаюсь с дивана. Сил нет. И, кажется, заболела. Окоченела за эту ночь и заработала пневмонию. Кашель раздирает грудную клетку, температура очень высокая, и кроме живота болят все мышцы разом.
Ближе к обеду мне чудится, что в замке щёлкает замок. Но дверь не открывается, и никто не заходит. Наверное, очередная галлюцинация. Не тороплюсь проверять. Это ведь встать нужно, а я не уверена, что смогу дойти и не упасть на полпути.
Почти проваливаюсь в очередной вязкий сон, как меня резко вздёргивают. Кое-как разлепив веки, смотрю в холодное лицо Астарта.
— Наслаждайся, надеюсь, моя отравленная кровь убьёт тебя, — выплёвываю прямо в губы. Остальные грубости тонут в удушающем кашле, и я всё-таки уплываю в темноту.
Просыпаюсь в гостиной, возле зажженного камина, крепко прижатой к груди белобрысого изувера. Он замечает моё пробуждение и протягивает чашку горячего супа.
— Ешь! — приказывает холодно. — Раз не получилось сбежать, решила покончить свою жизнь таким бездарным способом?
— Каким? — отползаю к другому краю одеяла.
— Хочешь всю жизнь жить под внушением?! Я тебе устрою! Пожалеешь, что решила играть со мной! — распаляется белобрысый, подбираясь ближе, и хватает за волосы, чтобы в глаза мои уставшие взглянуть и подчинить опять.
— Можешь внушать сколько угодно, Астарт. Можешь вновь запереть в комнате и не кормить, — швыряю чашку с супом в камин и, оттолкнув, пошатываясь, встаю. — Человек может неделю прожить без воды и месяц без еды. Рано пришёл! Иди ещё запри меня!
— Хочешь сказать, ты не по своей воле сидела в библиотеке три дня и две ночи? — прищуривается мужчина, тоже поднимаясь. Черты лица заостряются, а в глазах появляется опасный огонёк. Он нависает и давит аурой. Только у меня сил нет с ним бороться.
— Нет, — лишь выдыхаю и смотрю на разбитую чашку. Зря разбила, дура.
— Харен! — гремит голос белобрысого, и он отходит от меня.
Есть очень хочется. И пить тоже. И прилечь у камина. За неимением еды осуществляю единственную доступную возможность. Ложусь на одеяле, кем-то заботливо постеленном, сворачиваюсь калачиком, укрываюсь уголком и смотрю на огонь.
— Да, господин, — шелестит слуга.