— Это дядя Егор её строит?
Я вспомнила карий пристальный взгляд и плотно сжатые губы. Кивнула.
— Его фирма. Да. Она по всей области строительством занимается.
Миша помолчал, а потом, словно наконец-то решившись, тихонько спросил:
— А мне туда можно будет пойти?
Я сглотнула. Я ведь знала, что он задаст этот вопрос.
И ненавидела себя за то, что приходилось давать ненавистный ответ.
— Ты же Воронов, Миш. Боюсь, твои дедушка с бабушкой не в восторге от того, что ты будешь в обычной школе учиться. Здесь с тобой занимаются индивидуально. Здесь тебе дают лучшее образование.
Звучало до зубовного скрежета сухо, формально. Какое сейчас этому почти первоклашке дело до престижности его образования? Он с друзьями на переменах бегать хотел. Со сверстниками знакомиться.
Но у семьи Вороновых были свои правила и условия, даже для внука.
В особенности для внука.
Старший сын не спешил дарить моим свёкрам наследника. А вот младший уже подарил. И на Мишкины плечи, хотела я того или нет, ложилась сомнительная привилегия — таскать иллюзорный титул потомка с кучей обязанностей.
Жаль, никто до рождения сына и словом не обмолвился о том, на что я его обрекала. Вороновы умели хранить свои тайны. И раскрывали их только тогда, когда сами считали нужным или необходимым.
— А что, наш папа тоже дома учился?
— До тех пор, пока в колледж не поступил.
Об этом я тоже узнала после замужества. Как оказалось, выходила я совсем за другого человека. За человека, которого, мне казалось, я знала. А позже выяснилось, что вышла за чужака…
— Миш, давай мы пока не будем загадывать, как твоя учёба сложится, — я присела на корточки, заглянула сыну в глаза. — Всё может в скором времени поменяться.
Я вспомнила и свои сегодняшние угрозы, и налитые кровью глаза супруга, и холодный взгляд свекрови, словно бы говоривший: «Никуда ты отсюда не денешься. Неси свой крест до конца».
И всё во мне противилось этой навязанной безысходности.
Всё во мне кричало и рвалось отсюда подальше.
Но говорить я могла что угодно и сколько угодно, а вот сделать пока ничего не могла.
— А что? — серые глазёнки загорелись. — Что может поменяться?
— Пока не буду ничего говорить, — качнула я головой. — Но и ты никому ничего не говори, хорошо?
Мишка кивнул и опустил глаза в пол.
— Хорошо. Я не буду, — он наморщил лоб. — Это же как бы секрет?