Спросите, зачем я нарываюсь? Как говорила ранее, терпеть не могу несправедливость. А особенно не перевариваю «самцов» в кавычках, которые считают, что могут оскорблять девушек и угрожать им.
Подтверждая звание неандертальца, Рома вцепляется в моё предплечье, в предупреждающем жесте.
— Это всё, на что ты способен? — отшвыриваю руку от себя, как заразу. А что он думал? Испугаюсь и буду молить о пощаде? — А с себе равным зацепиться – слабо?
— Ну, овца, сама напросилась, — хватает локоть, дёргая на себя. Всё происходит очень быстро. Я не успеваю анализировать ситуацию, действую чисто на инстинктах. Вырываю руку и со всей злости толкаю парня в грудь. Не ожидав наступления, оппонент отскакивает на несколько шагов назад, а затем, назвав меня «сукой», замахивается для удара.
Мои золотые, большое спасибо за понимание и такую активность!
Если вы будете продолжать также активничать и комментировать, график останется прежним. У меня нет цели и желания томить вас долгими ожиданиями, но и вы меня поймите, когда выкладываешься на все сто процентов и даже больше, хочется понимать не делаешь ли ты это в пустоту?
Видите, вам минутка написать, а автору безумно приятно видеть отклик.
И девочки, кто пишет комментарии через приложение. Они не отображаются на сайте. Поэтому, если вы пишите, но я ничего не отвечаю значит не вижу ваши комментарии. Пишите через браузер, пожалуйста)
Я не раз это говорила и повторюсь еще раз, что мне невероятно с вами повезло! Спасибо, люблю)
23. Глава 6.4
Сделать у него это не выходит. Зато я успеваю испугаться перспективы ходить с фингалом на лице.
— Ты чё, попутал, Алёша? — фигура Князева вырастает рядом так неожиданно и непонятно откуда, что я сама отшатываюсь в страхе. Что уж говорить про придурка Рому: побледнел, будто призрака увидел. — Это моя тёлка.
Тёлка?.. Ошарашенно выпучиваю глаза на Руслана, держащего смазливого. Что, простите?!
— Я... я не Алёша, я Рома, — трясясь, начинает оправдываться и пытаться вырваться из захвата. Татуированный плюс ко всему обхватывает его шею сзади, окончательно блокируя любое телодвижение. Прям, как мою тогда.
— Мне похер, кто ты. Извиняйся, — тон Князева жутко угрожающий. По правде становится страшно за Рому.
— Извини, Рус!.. Она дерзила, с...сама нарывалась!
Отмена. Никакой жалости к говнюку.