Пока возились с гостями, пока устраивали их, пока выходили свои кто куда, кто зачем, и даже сама Евстолия Васильевна и Сергей Мироныч что-то свое вспомнили и вышли, Зуек все лежал, все о чем-то крепко думал и не выпускал из виду перемен в обстановке за столом: чего-то напряженно ждал.
И случилось, на одну короткую минуту комната совсем опустела.
Этого, оказалось, Зуек только и ждал. В один миг он окинул глазами все уголки и уверился: нигде никого не было. Тогда он быстро выскочил в одной рубашонке из-под полога, бросился к стене, где висело забытое круглое зеркальце, схватил его и, наверно, из последних силенок скачками, как заяц, вернулся в свою норку.
Зеркало было и свое в доме Сергея Мироныча, и в нем каждый мог видеть себя в изуродованном виде и думать об этом уроде: «Это я сам». Но Зуек был уверен, и затем он и украл это зеркальце, что в нем не себя он увидит потом, а красавицу Марью Моревну.
Спрятав зеркальце, Зуек крепко взялся за мысль свою о начальнике. Сравнивая начальника в дедушке с этим новым молодым начальником, он с жаром стал на сторону молодого и даже ясно увидел, что именно привлекает его в молодом. Дедушка всегда с людьми хитрит и виляет, как будто нарочно путает глупых и так заставляет их делать все непременно по-своему. А новый начальник обращается прямо и приказывает, как имеющий власть.
– Вот себе бы так, – сказал Зуек и крепко задумался об этом: как бы и себе тоже выйти в такие начальники.
Мало-помалу все, кроме приезжих, вернулись к столу и заняли свои прежние места.
Потапыч, приглушив голос, спросил:
– Где у вас клеть-то?
И, увидев по качанию головой, что далеко и отсюда туда ничего не слышно, сказал:
– Жили вы тут в забытом краю, спали вы тут, как тюлени на солнышке, но помните, деточки, время вас углядело. Теперь всех оно вас переберет по косточкам, как и в других местах. Доехало, доехало и до вас…
Мироныч как будто немного смутился.
– Вот дело-то какое, государственное, – сказал он. – Хотят падун запереть. – И засмеялся недобрым смехом, повторяя: – Запереть, запереть…
А зятья за ним повторяли:
– Да уж, запереть!
– Что уж, так взяли, да и заперли!