– Я сказал: «нефформир-ровавшаяся лищность». Я не сказал: «непол-лноценный», – донеслось до Колиного слуха. – Вы э-элементарных слов не знаете!
Потом он услышал одно из тех слов, которыми любят щеголять в школе разные идиоты.
Через минуту Борис Генрихович, проклиная всех вокруг, с разбитым носом вываливался из беседки и, шатаясь, плелся к калитке, яростно рассекая воздух кулаком.
– Чернь! Чернь ч-чернос-сотенная!
– Уползай, пока жив! – рычал ему вслед Иван Петрович. – С-сука…
Дед с отсутствующим, безмятежным видом наливал себе новую стопку.
Знакомство
Толян, подперев бока руками, задумчиво разглядывал свои приобретения, стоящие на фоне огромного камина в гостиной. Превратить камин в музей случайных вещей не получалось. Большинство экспонатов были слишком крупные, иные, как, например, глиняная посуда, смотрелись убого.
Постепенно до него дошло, что никакого применения всему этому древнему барахлу в его доме быть не может. Его можно было разве что сдать в музей или спрятать на чердаке, как это сделал Моисеич.
Толян страшно не любил чувствовать себя дураком. Но сейчас он стоял перед фактом: только идиот мог как мальчишка натаскать домой со свалки вещей и совершенно не знать, что с ними делать.
Полусгнивший мушкет на стену не повесишь. Облупившийся Будда мог быть изготовлен сорок лет назад в Ташкенте.
«Козел!» – разбито прошептал Толян. – «На ко-ой? Еклмнэ…»
Он чувствовал, что больше не сможет заявиться к Моисеичу и потребовать с него долг. Это будет уже настоящее срамное шакальство. А бог не фраер.
Он выматерился и пошел в ванную
Помлев в джакузи и выкурив сигарету, Толян еще раз критично осмотрел свои «сокровища». Потом без колебаний побросал глиняные плошки обратно в коробку. Деревянные фигурки и Будда тоже отправились на выброс.
«Ружье… ладно, придумаем!»
Кофейник вроде худо-бедно смотрелся на камине.
От чего не хотелось избавляться, так это от роскошной золотой ханукии. Но Толян представил, что начнется, когда гости увидят это у него дома.
«Еще этот хмырь…» – подумал Толян, переведя взгляд на полюбившегося истукана.
– Че у тя рожа такая тупая? – зло спросил он.
Болван молчал.
«Не-е, Буряту такое дарить нельзя. В морду даст!»
Он провел пальцем по глиняным губам, между которыми зияла узкая щелка для бросания монет.