Чуждый запах, который она уловила в первые минуты странствия, усиливался с каждым скачком.
Достигнув крутого спуска, сбегающего к реке, Ушаня разглядела курящийся вокруг большого человеческого жилища, окутывающий его подобно туче черной копоти, расползающийся грязными щупальцами по земле ирреальный колдовской дым.
Это было самое худшее, что могло произойти.
Ушаня выгнула спину, вонзила когти в землю и что было злости зашипела на дым, требуя, чтобы тот убирался туда, откуда пришел. В далекое царство-могильник, в мир раскаленного песка и мертвых камней, по которым карабкаются черные скорпионы и ползают, шелестя сухой кожей, ядовитые змеи.
В ответ черный дым на мгновение превратился в огромную, страшную собачью пасть с черным языком и сверкающими клыками. Оглушительно и насмешливо залаял.
«Что ты можешь против меня!»
Ушаня поняла, что враг совершенно прав. Она не могла ничего.
Разборка
Черное, зернистое как наждачная бумага шоссе бежало из непроглядной мглы навстречу горящим фарам несущегося в ночи внедорожника.
Все напряженно молчали. Лишь из заглушенной автомагнитолы едва слышно доносился никому не интересный Дэвид Бирн.
Говорить было не о чем. Все детали предстоящей встречи, любой мыслимый вариант развития событий, любая возможная лазейка и прокол были сто раз обговорены, расписаны и распланированы на бумаге по секундам.
Толян думал об истукане, которому в эту ночь полностью доверил свою жизнь. Карим с механической быстротой перебирал четки. Сашок, как всегда, одними губами молился о грешной душе своей.
У всех при себе были стволы. Карим для верности прихватил даже дробовик.
За ними следом ехал еще один джип, в котором также сидели четверо самых опытных, вооруженных до зубов братков.
Сидевший за рулем Каленый взглянул на стрелки часов и приложил к уху сотовый. Толян затаил дыхание, слушая тихие равномерные гудки.
Наконец-то ответ.
– Завалили? – по губам Каленого пробежала кривая улыбка. – Тихо, да? Крас-савы!
По машине пронесся возбужденный гул.
– Есть!
– Он там че, один был?
– Один, один… – ухмыльнулся Каленый.
Кортеж свернул на проселочную дорогу и, мотаясь по вековым колдобинам, пополз в какую-то богом забытую глушь.
Кругом простирался заросший бурьяном пустырь. Лишь в сотне метров серой полосой проступал бетонный забор, за которым торчали темные остовы заброшенных заводских построек.