Антон сразу прошёл в ресторан, заказал двести водки, залпом выпил. Руки подрагивали, майка к спине прилипла. Антон даже представить себе до конца боялся, что случилось бы, останься он лицом к лицу на пустынной улице с теми тёмными фигурами…
* * *
Теперь он всегда при столкновении с существами из того – другого – мира старался брать тоном, спокойствием. Вот и сейчас, смерив ханурика взглядом с кудлатой головы до порыжелых штиблет, Антон насмешливо, уничижительно спросил:
– Что, молодой человек, у вас – проблемы?
Тот опешил от такой резкой перемены, отступил на шаг.
– Чё, проблемы? Рубель надо – не хватает…
Антон разозлился, двинулся на него.
– Ну-ка, пойдём со мной. Быстро!
Парень отшатнулся, поддался.
– Да ты чё? Никуда я не пойду! Меня ждут вон…
И он метнулся к дружкам, оглядываясь на Антона. Надо бы радоваться победе, но на душе так муторно, что – ну их всех к чёрту! Что же это творится, а? Что происходит?
В предчувствия Антон не верил.
3
Когда вышли от тёщи – совсем свечерело.
Занудил уже настоящий плотный дождь. Хотели переждать, но известно: осенний дождь – долгий. Ночевать у Евдокии Петровны, что ли? Потопали. Вера с Наташкой – под зонтиками. Антон поднял воротник плаща, опустил на уши шляпу, сгорбился – в обеих руках по увесистой сумке с банками, картошкой, луком. Тяжесть бытия!
Наташка впереди плывёт-выступает. Ишь ты, тринадцать лет всего, а туда же, пигалица! Походка-то, походка какая: и впрямь – плывёт. И – вот новости! – штаны эти модные, тёртые-перетёртые. Варёнки, что ли? Откуда они у неё? Тёща, видно, опять задаривает.
– Наташка!
– Чего?
– Откуда у тебя это безобразие на ногах?
– Это не безобразие, это очень модные, красивые и практичные брюки.
Вот и положи ей палец в рот. Вышагивает – тоненькая, маленькая, а уже – женщина, взрослый человек. Скоро ухажёры заведутся – красавица! Чего уж там скрывать: удалась дочка, дочурка, дочушенька… Чёрт, вот от нежности горло перехватывает, а вслух не выговаривается.
– Наташка, чтоб сняла эту мерзость. Такие похабные штаны только девицы лёгкого поведения носят.
– А у меня, пап, по-твоему, – тяжёлое поведение?
Ну вот, сейчас орать придётся. Ведь дурёха не знает, не догадывается, какие муки претерпевает он, отец, думая о её судьбе. Да разве она понимает, в каком мире живёт, по какому краю пропасти каждый день ходит? Антон порой, глядя на размалёванных, чадящих на ходу цигарками, с откровенно блядскими глазами девок, заполонивших улицы города, неожиданно говорил себе: «Если Наташка станет такой – убью!» И вот, пожалуйста, – уже штаны проститутские напялила. Эх, Наташка, Наташка, дурёха ты наша… Придётся сегодня воевать.