От вина бледные щеки девушки
порозовели, а от воспоминаний в разноцветных глазах возникло слегка
задумчивое выражение. Она была просто очаровательна, и новые
сережки ей очень шли. Йон протянул руку через стол и ласково
погладил ее тонкие пальцы, мысленно обнял и прижал к себе.
— Ого! Эмпатические “обнимашки”! Это
что-то новенькое! — улыбнулась девушка, возвращая и усиливая теплый
ментальный импульс. — А когда будут настоящие?
— Всегда, когда захочешь... Пойдем,
погуляем немного?
Держась за руки, они влились в
праздную вечернюю толчею узких улочек старого города и, привычно
лавируя в толпе, кратчайшей дорогой вышли на широкий променад,
проходящий по верху скалистого берега. Мягкий морской ветерок
заставлял дышать полной грудью, нежно перебирал вольно
рассыпавшиеся по плечам волосы молодой ведьмы, а далеко-далеко
впереди в подернутой дымкой пустоте, наполовину погруженный в небо,
а наполовину в море, плавал остывающий красноватый шар заходящего
солнца.
Под крики чаек они простояли в
обнимку у парапета, пока океан без единого всплеска не поглотил
уставшую за день звезду, и задумчиво и неторопливо зашагали вдоль
берега в сторону дома. Справа в морской дали стремительно темнело,
и мрак, выплескиваясь с прибоем на берег, постепенно окутывал
город, который пока спать вовсе не собирался, зажигая цепочки
уличных фонарей, затеплив тысячи оконных квадратов, пронзая соленый
вечерний воздух фарами многочисленных машин и автобусов.
— Мáйте
сайтут.[2] — прошептал Йон.
— Ник эре майте
сайтут![3] — ответила Катталин.
А добрый город чуть слышно
выдохнул:
— Эта ник... эре... аско майте
сайтустет...[4]
[1] Hello
Kitty —
персонаж японской
поп-культуры, изображается в виде
антропоморфной белой кошечки породы японский бобтейл с красным бантом на голове.
[2] Maite
zaitut — я тебя люблю. (баск.)
[3] Nik ere
maite zaitut! — я тоже тебя люблю! (баск.)
[4] Eta
nik... ere... asko maite zaituztet... — И я... тоже... очень вас
люблю... (баск.)
Внезапный ночной дождь монотонно
шелестел листвой небольшого ухоженного сада, окружавшего
двухэтажный, недавно побеленный дом, робко прячущийся за мрачной
громадой собора. В маленькой пропахшей ладаном и книжной пылью
комнате наверху, было темно и душно. Старый священник всю ночь не
сомкнул глаз, ворочаясь с боку на бок на своей узкой скрипучей
кровати. Еще несколько дней назад он вроде бы твердо решил поскорее
избавиться от жутковатой книги даже не читая, и потому не стал
заносить ее в дом, а оставил в маленьком сарайчике для хранения
садового инструмента, притулившемся возле забора. Но время шло, а
книга оставалась на месте; каждый раз, проходя мимо сарайчика,
пресвитер Игнасио замирал возле запертой двери, словно
прислушиваясь, и, покачав головой, проходил мимо, удивляясь
собственной нерешительности.