И теперь, наконец он понял, что же
ему мешало уничтожить книгу: надежда. Крохотная иррациональная,
невесть кем внушенная мысль, что еще не все потеряно, что унылую
одинокую жизнь приходского священника-полуинвалида можно исправить,
отмотать назад до того перекрестка, где он свернул не туда, и
выбрать другую дорогу, путь полный ярких красок жизни, о которых
он, прожив семь десятков лет, знал только понаслышке. И для этого
ему были нужны только две вещи: побольше времени впереди и
здоровье. Сущая ерунда с точки зрения высших сил.
Пресвитер Игнасио вытер платком
вспотевший лоб, словно прогоняя этим жестом крамольные мысли. От
сырости ныли суставы, от бесконечно крутящегося в голове сочетания:
“Вечная молодость, вечная молодость, вечная молодость” ломило
виски. Пытаясь отвлечься, не раз он поднимался с кровати и начинал
истово молиться перед небольшой статуей Девы Марии, стоявшей в углу
комнаты. Но молитвы не помогали, стоило ему с кряхтением вновь
улечься на скрипучую кровать и укрыться теплым одеялом, как
круговерть в голове возобновлялась. Наконец старый священник
сдался. Он накинул теплый халат на тощие плечи и, охая спустившись
по затертым ступеням, вышел в мокрый прохладный сад. Уже почти
рассвело. Дождь прекратился, и в ясном высоком небе мерцая догорали
последние искорки звезд. Старик отомкнул простой замок сарая и
заглянул внутрь, в тайне надеясь, что книги там не окажется, и все
разрешится само собой. Но нет, завернутый в бумагу фолиант лежал на
верстаке, там, где он его и оставил, прямо под маленьким квадратным
оконцем, чуть освещенный разгорающейся зарей. Пресвитер помотал
головой, отгоняя последние сомнения, решительно вошел внутрь и
схватил тяжелый сверток, чувствуя ладонями неприятную шершавость
отсыревших газет.
— Надо прямо сейчас бросить эту штуку
в реку! Просто на всякий случай. Ясно же, что это просто подделка,
реквизит какой-нибудь гадалки... Кто-то решил подшутить надо мной,
а я поверил... — вяло убеждал себя священник, бормоча под нос и
поворачиваясь к выходу, — хотя, если это подделка, что такого, если
я просто взгляну? Кому от этого будет плохо?
Он настороженно замер на пороге,
словно услышав что-то, затем встряхнулся, покачал головой и,
оставив дверь сарайчика открытой нараспашку, заковылял на
негнущихся ногах в дом. Священник поднялся наверх и, водрузив
сверток на стол, распаковал книгу какими-то вдруг чужими
непослушными руками, бросив смятые газеты прямо на пол. С
тускло-металлического чеканного переплета вновь зловеще оскалился
череп. Старик дотронулся до гримуара — книга показалась ему очень
холодной, почти ледяной, ему в голову вдруг пришла шальная мысль,
что если лизнуть переплет, можно запросто прилипнуть к нему языком.
В далеком детстве, когда зимние ночи в горах были гораздо холоднее,
не то, что сейчас, он как-то поутру увидел на массивной дверной
ручке крошечные ледяные иголочки. Ему так захотелось узнать, каковы
они на вкус... В результате он чуть не лишился части языка, в
панике пытаясь высвободиться... Как давно это было... Как же он
стар...