Собаку зовут Араг, что значит Быстрый, но этот пёс стар, и немощен почти как я сейчас, и ему требуется много времени, чтобы подняться, когда его зовут. Его глаза помутнели, но запахи мира, которые он вдыхал своими ноздрями двенадцать лет подряд помнятся так хорошо, будто всё было вчера.
Моя семья уехала из Сенегерда, армянской деревни что стоит на самом берегу моря Мазандеран на севере Персии, в начале 1916 года, бросив и старую детскую люльку, и бабушкин сундук с бархатными тканями, пересыпанными от моли табаком, и толстой скатертью, пропахшей хлебом, и скрипучую мебель, и несколько бочек вина, и много других громоздких вещей. Отец, пребывая под тяжёлым впечатлением от резни, учинённой турками над нашими единоплеменниками, османскими армянами, и боявшийся, что эхо войны докатится и до нашей глуши, принял решение перебираться в Российскую Империю.
Мне было шесть лет, и я не хотел оставлять своего верного Арага, но он сам отказался покидать Сенегерд, спрыгнул с телеги и встал у ворот заколоченного дома, где я родился. Араг был вдвое старше меня. Он спокойными и мудрыми глазами смотрел на наш отъезд, а потом лёг прямо в пыль и положил голову на мохнатые лапы. Мама объяснила мне, что счастливые псы умирают на пороге своего туна, а встретить смерть в дороге для сторожевой собаки не допустимо. И тогда я перестал плакать и мысленно отпустил Арага, пожелав ему блаженной кончины. С тех пор каждый Хачверац я поминал Арага вместе с дедом Степаном и бабушкой Ануш, хотя и в тайне от мамы, которая строго запрещала мне так поступать; но, видит Бог, я и сейчас так делаю.
Наш род жил на побережье Мазендерана, или Каспия, испокон века, со времён Великой Армении. Ещё мой далёкий прапрадед Азар Пэхлэвиан, проходивший военную службу во дворце шаха, был переписан на персидский лад как Азэр Пехлеви, дабы получить повышение и доступ к покоям правителя. С тех пор мои предки и, в конце концов, я сам, носили эту фамилию до того времени, пока при выдаче мне документа в паспортном столе посёлка Обокшань, что на побережье Белого моря, молодая, очень невнимательная паспортистка не переделала фамилию на русский манер. В итоге я, жена Елена, мой сын Платон и внук Олег стали Пехлевиными.
В нашей деревне многие выращивали виноград. В большинстве своём, это были лозы, производившие сладкие и мясистые зеленовато-жёлтые грозди, из них делали потом изюм. Все эти сорта, довольно разные на вид и на вкус, у нас называли «мускат». Но некоторые, в том числе и мой отец, сажали и винные лозы. В той жаркой и засушливой местности, где летний дождь также удивителен как зимний снег, виноградные побеги высаживали на искусственные валы высотой около полуметра, а обрамляющие их канавы заполняли водой из трёх стекающих в Мазендеран речушек, почти пересыхавших с середины июля до самого октября.