Я хотел так, но Бог судил иначе.
В начале февраля тридцать восьмого какие-то серые люди, все сплошь грузины, приехали к нам в совхоз и «освободив» кабинет главного технолога от его хозяина, по очереди разговаривали с начальниками цехов, участков, мастерских, с простыми рабочими и виноградарями. Директор, Соломон Ионович Миль, сказал нам с Контрадзе, что эти люди приехали из Телави по заданию самого Серго Гоглидзе, знаменитого «гроссмейстера» НКВД, только что награждённого орденом Ленина, и ищут саботаж. Миль был очень зол, его щёки пылали, глаза сузились, а губы, и без того кривые, выплясывали поминутно, изображая то гнев, то горе, то решимость «прекратить это безобразие». Серые люди исчезли, а директор всё не мог никак успокоиться, на совещаниях был задумчив, и признался завцехом Яхно, что поедет с жалобой в ЦК Республики. Там у него есть хороший знакомый, старый большевик Шио Чеишвили, он разберётся, что это за заговор такой и кто вредитель.
***
В самом начале мая 1938 года, по заданию директора, я поехал в Тетри-Цкаро делать заказ на бочки и должен был вернуться через несколько дней, но зарядили плотные дожди и Кура вышла из берегов. Мир вокруг стал погружаться в пучину мутной воды, многие уже без иронии говорили: «Потоп!». Селение Скра и вовсе превратилось в топкое болото, овцы, куры и собаки спасались на крышах, от дома к дому жители пробирались на лодках. Тетри-Цкаро отрезало от внешнего мира, были повалены деревянные столбы, несущие электрические и телефонные провода, город погрузился в первобытную тьму, лишился связи с Тбилиси. А единственная дорога к городу была завалена камнепадом и забита грязевыми потоками с гор.
Я жил у гостеприимного заведующего бочарной мастерской Георгия Мгеладзе и его жены Лии. Вся работа встала, и нам ничего не оставалось делать, как часами сидеть втроём на просторной веранде второго этажа его дома и вести разговоры. Я много узнал от Георгия о дубе и тонкостях бочарного мастерства. Мы спорили о роли бочки в выдержке и созревании вин и без устали дегустировали, сравнивая бочковое вино, которое так любили Мгеладзе с тем, что сохранялось в квеври. Мы выпивали по семь-восемь кувшинов за день, и следует признать, калбатоно Лия от нас не отставала. А лобио с кинзой и солёные зелёные помидоры у неё никогда не переводились. Я же рассказал Мгеладзе о нашей с Константином идее создать Великое Вино, скромно заметив, что мы, может быть, уже близки к этому. На это батоно Георгий ничего не сказал, только с любопытством и тревогой посмотрел на меня. Под эти разговоры было выпито очень много ркацители и цицки, съедено немало хлеба с солёными помидорами.